- Хорошо! Во лжи? Ты считаешь, что счастье может строиться на обмане и предательстве? – все же повышаю голос, эмоции впиваются в сердце ржавыми гвоздями.

- Иногда ложь – это благо. В твоем случае, мама, особенно. А мне папа не врал, потому что я взрослая, и могу понять все. И если бы ты любила нас, ты бы поняла. Так сложилась жизнь, но у тебя все равно есть родные люди, которые всегда тебя поддержат. Это – не предательство, а компромисс.

Как это выдержать?! Ненавижу! Они втянули в эту мерзость мою дочь!

- Ты давно знала? – спрашиваю упавшим голосом.

- Извини, но я больше тебе ничего не скажу. Ты не в том состоянии, - хмурится. – Такой праздник, сестричка родилась, а ты взяла и все испортила…

Хватаюсь за горло, дыхание перехватывает. Открываю и закрываю рот, вдохнуть не могу. Слова, подобно острым лезвиям в горле застревают. Когда я пытаюсь переварить, то, что понять в принципе невозможно, в кармане дочери вибрирует телефон.

Она достает его. Смотрит на экран и на лице тут же появляется улыбка. Отходит к окну и принимает вызов.

- Привет! Я сейчас не могу говорить, - тараторит скороговоркой.

Мне неслышно, кто там на другом конце. Но я почти уверена, что знаю ответ. Душу выворачивает от нечеловеческой боли.

- Да. Тут, - косится в мою сторону.

- Тяжело, - вздыхает.

Чувствуется, что при мне старается отделаться односложными ответами.

Отрывает телефон от уха:

- Мам, тетя Алена хочет с тобой поговорить…

4. Глава 4

И именно в этот момент дочурка подает голос. Плачет громко и требовательно. Моя кроха подсказывает мне правильный ответ.

- Мне не о чем с ней говорить, - говорю так, чтобы предательница услышала.

- Зря, - изрекает дочь. Возвращает телефон к уху. – Ты все слышала. Потом созвонимся. И я тебя целую, - даже не пытается спрятать улыбку.

- Зорь, выйди из комнаты. Мне надо занятья ребенком, - говорю максимально спокойно.

А внутри все клокочет, видеть сейчас не могу родную дочь. До чего меня довели!

- Ой, - прячет телефон в карман. – Только ты не подумала, что тетя Алена беременна, и ей нельзя волноваться! Ей так не повезло как тебе, и беременность сложная! – говорит надув губы, смотрит насупившись.

- Ага, может, мне еще и извиниться, - говорю с едкой усмешкой и беру дочурку на руки.

Она тут же успокаивается и перестает плакать. И я ощущаю тепло, поддержку моей принцессы. Смотрю в ее глаза, а она словно говорит: «Мама я с тобой».

- Хорошо бы было. Но ты у нас гордая, - изрекает Зорька, направляясь к выходу. – А ведь папа всю беременность от тебя не отходил. Его любовь помогла тебе легко родить. В твоем-то возрасте. А у тети Алены такой роскоши нет…

- Вон! – показываю на дверь.

Она будто специально играет на нервах, наступает на кровоточащие раны.

- И все же мам, я тебя люблю. Помни об этом, - осторожно закрывает дверь.

Врагу не пожелаешь такой любви от дочери.

Занимаюсь Аришкой, а слезы льются непрерывным ядовитым водопадом. Не остановить их. Вытираю, а они еще сильнее, будто с меня вытекает горе, я до краев полна предательством.

Алена очень близка с Зорькой. Я всегда считала – это счастье, когда семья такая дружная. И только приветствовала их дружбу, подкрепленную общей любовью к балету.

Сестра преподает в балетной школе. В прошлом она балерина. Но из-за трагической случайности ее карьера оборвалась на самом пике. Она стала преподавать и моя дочь – ее любимая ученица. Сестра по старым связям часто помогает в карьере дочери, выбивает ей хорошие места. А Зорька грезит балетом, все свободное время тренировкам посвящает.

За столько лет плотного, практически ежедневного общения они стали подругами. Дочь приходила домой счастливая, без остановки рассказывала о своих успехах. Она многим со мной делилась, я старалась проводить с Зорькой как можно больше времени, и дочь всегда шла на контакт. Рассказывала про школу, друзей, если случались конфликты, советовалась со мной и отцом. А как оказалось по факту, она лицемерила, покрывая их.