Всхлипнув, помахала головой. Вытерев тыльной стороной ладони щеки, открыла сумочку в поисках одноразовых салфеток. Достала последнюю, принялась аккуратно вытирать под глазами.

Бабулька между тем выкатила откуда–то из–за спины сумку на колесах, пристроила ее возле лавки, сама присела рядом со мной, сложив морщинистые ручки на колени.

– Из–за мужика, что ли, слезы–то льешь?

Можно не отвечать. Встать и уйти, оставить старушку без ответов.

Но почему–то участие постороннего человека трогает. И толкает меня поделиться своим горем, иначе, чувствую, не вывезу. Мозг вот–вот взорвется.

– Муж… спит с моей лучшей подругой.

– Эка невидаль, – женщина фыркнула.

– Он подал на развод…

– Переживешь, – с оптимизмом взмахнула кистью.

– А я беременна…

– Не ты первая, не ты последняя. Али избавиться от ребеночка хочешь? – бабушка уставилась на мой живот, видимо, на глаз определяя срок.

– Н–не знаю, – неуверенно мотнула головой. – Нет…

Я ведь, пока бежала сюда, подумала о том, чтобы сделать аборт. Пока срок маленький. Чтоб не так болезненно и без существенных последствий для здоровья. Чтобы ничто не напоминало об Игнатове, который не хотел портить генофонд.

– Вот и правильно. – Женщина как будто успокоилась и даже слегка откинулась назад. – Сколько еще этих мужиков сменишь, а ребенок вот он, только твой. Не бросит, не предаст, не изменит. Твоя кровиночка.

– Муж оставил меня без копейки денег. Без жилья. Мне самой жить негде и не на что, а еще ребенок!

Чем легче старушке разбивать мои аргументы, тем больше я воодушевляюсь, с обидой, в первую очередь на себя, рассказываю обо всех подводных камнях своего незавидного положения.

16. 16. Чужой пример

16. Чужой пример

Бабулька прошлась по мне бесцветным взглядом.

– Руки–ноги целы, не лежачая, заработаешь и дитя вырастишь, – без грамма сомнений сильнее затрясла головой.

И в глазах осуждение за упаднические мысли. Даже стыдно стало.

– Вы так легко говорите…

– Так я знаю что говорю. Сама, чай, через это прошла. И ничего. Дети у меня знаешь какие? Ух! А внуки! Красавцы!

– Рада за вас, – стараюсь говорить искренне. – И за детей, и внуков ваших тоже. Только вам, наверное проще, было. Бабушка рассказывала, в советское время государство помогало, работа была всем, люди добрее.

– Люди и сейчас добрые. Вот послушай, – женщина придвинулась и положила сухонькую кисть мне на колено. – Я сама из деревни. И замуж первый раз там же вышла. Молодая, была, глупая. Сосватали, я и пошла. А чего в девках–то сидеть, у тяти с мамой еще после меня четверо было. Прокорми–ка всех. А тут жених нарисовался, первый парень на деревне. Правда, старше меня был на девять годков. Считай, взрослый мужик. Дурной только на характер, так кто ж ранее об этом знал.

Ну вот, поженились мы.

Муж мой выпить любил. И гулял, конечно, знала я, к кому когда ходил. Ему там и нальют, и ублажат, домой придет – на мне сорвется, что я не такая, как та. За любую мелочь бил. То недосолила, то пересолила, то не так посмотрела… Я ему говорю – зачем меня замуж взял, если та лучше, а он в валенок кирпич положит и давай меня лупасить.

– Господи! – в ужасе прикладываю ладони к щекам. – Кирпич в валенок! А вы?

– А я что – пару раз его родителям пожаловалась, своим. Один ответ – бьет, значит, есть за что. Однажды не вытерпела, дождалась, когда уснет пьяный, собрала котомку, да из дому бежать. За ночь до города добралась, там добрые люди помогли сначала с жильем, потом с работой. И мужчину встретила хорошего, так мы с ним прожили всю жизнь. Душа в душу. Слова плохого ни разу не сказал. Ласточкой своей меня называл. Год как схоронила, – бабушка, горько вздохнув, вытерла глаза сухими пальцами. – Детей он моих принял. Как своих любил. Я ж от первого мужа сбежала с близнецами под сердцем. Потом уже узнала, а возвращаться и не думала.