Прикусив губу, я думаю о Ване. Нахожу его номер в списке вызовов и сохраняю контакт. Всё немного странно. Встреча наша внезапная, его помощь, телефон вот оставил. Неужели он действительно готов помочь, если потребуется, или сделал это из показной вежливости?

С другой стороны, зачем ему играть или притворяться? Не хотел бы, не повёз бы меня домой, не тащил бы вещи до квартиры, не оставлял бы телефон, да?

Копируя его сотовый, пробиваю его по интернету. Пусто. Никакой информации по номеру. Ни объявлений на сайтах, ни страничек в сети. Ваня – чистый лист. Да, мы однажды соприкоснулись, и лучше бы этого не происходило, но сделанного не воротишь. Было и было. Я стёрла это из памяти на несколько лет, а сейчас вот воспоминания начинают оживать. И мне это не очень нравится. Ведь они закономерно потянут за собой чувство вины, которое я с успехом приглушила. У человеческого мозга есть чудесное свойство: любому поступку или мысли найти оправдание и уверовать в его абсолютность. Главное убедить себя, что ты на что-то имеешь право. На мысль или поступок… Вот и я себя в этом когда-то успешно убедила.

На этой печальной ноте желудок мой болезненно поджимается. Осознаю, что поздний завтрак был последним приёмом пищи. В этой квартире мне даже чай не попить. Продуктов-то нет.

Зато в наш прекрасный век современных технологий есть доставка. К ней я и обращаюсь. Через полчаса в дверь квартиры звонит курьер, у которого я забираю продукты и несколько готовых блюд. Ужинаю, бегу до ванной, затем обратно, пихаю сумку с деньгами под подушку и ложусь спать. Мысленно делаю засечку: плюс один день после Армагеддона. Как дальше жить, я ещё не решила. Надо сначала обустроить быт, а потом уже думать о Сашах, Ванях или ещё о ком-то.

***

С утра в квартире тихо, я лежу и смотрю в высокий потолок. Силы разом покинули меня. Обычно после ночи я бодрая и полная энергии, а сегодня даже ноги с кровати спустить не могу. Беру телефон в руки и удивлённо вскидываю брови. Вчера поздно вечером Ваня, оказывается, прислал сообщение.

«Аля, насчёт помощи, я серьёзно. Если надо, звоните, завтра я абсолютно свободен».

Завтра – это уже сегодня?

Покусываю губу, хорошо, конечно, что он свободен, но попросить его перевести остатки вещей не могу. Быстро вскроется моя связь с Сашей, объясняться придётся, кем я прихожусь его коллеге.

Пихнув сотовый в карман и захватив сумочку с собой, иду в ванную. Умываюсь, чищу зубы, приглаживаю волосы. Надо бы душ принять, но я боюсь, что Сидорин каким-то образом снова вскроет дверь, как несколько лет назад, и мне уже не удастся отбиться. Надо подождать, когда он из дома уйдёт. Не сидит же он вечно в четырёх стенах?

Закончив, выхожу в тёмный коридор, и ахаю, когда цепкие руки заключают меня в жёсткие объятья.

- Аля, - дышит в ухо Сидорин. – А я уже заждался. Долго ты там.

До носа долетает чудесный букет перегара. Там и алкоголь и запах дешевых сигарет. Меня моментально охватывает тошнота и липкий страх.

- Отпусти! - сопротивляюсь, но вырваться не могу, лишь дёргаюсь, как мошка в лапах паука.

Сидорин крепче прижимает меня к себе и трётся о ягодицы тем, о чём я просто предпочитаю не думать.

Набираю в лёгкие воздуха, чтобы заорать, успеваю даже разок крикнуть со всей мочи: - А-а-а! – но влажная ладонь лихо запечатывает рот. Хочу укусить, но не удаётся. Губы расплющиваются от силы нажатия, я дышу часто и шумно.

- Что там? Что происходит? – доносится из-за двери приглушённый старческий голос.

- Всё нормально, Баб! – кричит Сидорин. – Соседка оступилась. Спи.