— Ну что же, я рада, что вы наконец-то оба приняли это решение, — с мягкой улыбкой наконец-то произносит наш босс, отпивая минеральную воду из тонкой колбы бокала. Стильной и безупречной, как всё в этой комнате.

Я с недоумением смотрю на Елену Николаевну, перевожу взгляд на улыбающегося Лёшу, а та продолжает:

— Согласна, что Алексей заметно вырос за всё это время, и было бы глупо с моей стороны не дать вам возможность проявить себя в качестве нового пиар-директора.

Я не верю своим ушам. И только начинаю бубнить что-то невнятное в ответ. Чего, как я знаю на двести процентов, просто не терпит моя идеальная и совершенная во всём начальница. Она просто обрывает меня своим безапелляционным тоном:

— Решение принято на совете директоров. И я лично считаю, — и тут она искривляет свои идеальные губы в многозначительной улыбке, — что вам, это, однозначно, пойдёт на пользу. — Она серьёзно смотрит прямо мне в глаза и продолжает: — Я рада, Яна, что вы нашли новую работу, и что получили предложение от другого работодателя, — и я только сглатываю в ответ. — В любом случае, семейной паре не место в одном офисе, вы знаете моё личное мнение на этот счёт. Желаю вам всего самого лучшего в новой компании, — брезгливо заканчивает она наш разговор, даже не дав мне ни малейшего шанса что-от сказать в свою защиту.

Мы все знаем негласное нерушимое правило нашего холдинга: никто из сотрудников не смеет искать новую работу. Потому что у нас уже есть самая идеальная работа. Совершивший этот грех просто вычеркивается из жизни одним росчерком. Без обсуждений. Так что меня только что вычеркнули. На вялых ватных ногах я выхожу из кабинета, и мне становиться так плохо, что я чувствую, что меня сейчас вырвет от отвращения. Я бегу по коридору, сбивая по пути пару коллег, и, добежав до уборной, извергаю из себя все остатки вчерашнего романтического ужина и горечь разочарования и обиды.

Полощу рот и умываюсь ледяной водой, рассматривая себя в зеркало: ни грамма безупречности. Захожу в наш общий кабинет, и ловлю на себе странные взгляды коллег. Или у меня паранойя? А может быть, я их не замечала раньше, и они всегда относились ко мне с подозрением? К чёрту всё! Сгребаю все свои вещи в два пакета, и гордо направляюсь к выходу. В одном моя начальница была точно права: нельзя работать вместе со своим мужем. Особенно если он спит с твоей лучшей подругой.

Вся следующая неделя проходит в бесконечных собеседованиях, поисках квартиры и консультациях с юристами. Я подсчитала, что выплаченных мне на работе денег хватит примерно на три месяца, учитывая, что мне, конечно же, не удалось скопить никакой суммы на чёрный день, потому что все свои честно заработанные я, как порядочная жена, относила мужу на ипотеку. Но я настроена очень решительно: в конце концов, я отдала свою плоть и душу за эту золотую московскую недвижимость, и не собираюсь просто так с ней расставаться. Тем более, я не останусь без работы: на свой мягкий кусочек бриоши я всегда заработаю.

Я с грустью вспоминаю, что мне пришлось продать мой с бабушкой дом, в котором я прожила с ней всё своё детство. Зельда Гофман совсем немного не дожила до моей свадьбы, и я не могла себе представить, как буду приезжать раз в год в Суздаль в свой бесповоротно дряхлеющий и умирающий без жильцов мир. Я сижу в кафе в ожидании юриста, когда мне приносят мой глинтвейн. За окном эта вечная непроглядная столичная серость, от которой хочется зарыться с головой в одеяло, и аромат пьяной вишни, струящийся от моего стакана, успокаивает и подбадривает меня. Я делаю крошечный глоток: какой сбалансированный и изысканный напиток. Не сладкий, чуть терпкий, со звёздной душой аниса и пряными нотами гвоздики. И что-то ещё, что я не могу точно определить. Мой язык растирает крошечные капельки по нёбу, я прикрываю глаза, пытаясь отыскать в картотеке своих ароматов этот знакомый с детства вкус и запах, как тут слышу над собой голос: