И когда я все осознал, я понял, что наша семейная жизнь с Ритой никогда не будет прежней, что я не хочу встретить с ней старость. Потому что она душой – старуха. И скоро такой будет и физически.

На следующий день я все еще оглушенная. Ариша с утра ушла в школу, Дима отправился в институт. А я… Я попросила отгул. Нет у меня сил подняться и куда-то идти. Не хочется ни пить, ни есть.

Я лежу в кровати, на боку и смотрю в одну точку. Все перепуталось, все поменяло цвета. Как странно, если вчера я была уверена в себе, своей семье и детях, то сейчас… Сейчас у меня нет сил даже плакать.

Вчерашний разговор с Аришей стал контрольным в голову. Дочь не стала скрывать, что она была в курсе отношений своего папы с какой-то левой теткой. Но самое страшное, она ничего не видит в этом плохого. Ведь папе захотелось жить с красивой женщиной, понимать надо. А мама сама виновата.

Я же ничего не сделала чтобы меня не бросили!

Глупая девчонка! Какая же глупая! Неужели она думает, что чужая тетя будет лучше родной матери? Это же уму не постижимо! А у меня все мысли об этом вызывают боль. То есть меня предала собственная семья! А может я сама виновата в этом?

Поднимаюсь с кровати и, покачиваясь, иду в детскую к Арише. Я внимательно оглядываю ее комнату, тщетно пытаясь понять, чего же ей не хватило? Вот компьютер, вот новомодное кресло, за которое ты отдали пятнадцать тысяч. Красивая кровать накрыта полосатым покрывалом, которое тоже стоит вполне прилично.

Открываю шкаф с одеждой. У меня не было столько вещей, сколько у Ариши. Да и сейчас нет. И даже если дочери нравилась моя одежда, я ей всегда отдавала. Благо размер одежды позволял.

Когда Ариша поняла что полнеет, выкатила мне требования к отдельному меню для нее. И я покупала для нее особенные продукты, готовила на пару куриную грудку… Лишь бы у ребенка было все в порядке с самооценкой.

А гитара! Она хотела научиться играть на гитаре, мы тут же дали деньги и на инструмент, и на занятия. Другой вопрос, что Арише это быстро наскучило. Но гитара до сих пор стоит, очень хорошая, дорогая.

Я сажусь на кровать дочери и снова плачу. Что я сделала не так? Почему они так со мной поступили? Чем я плоха?

Только Дима меня и поддерживает, и если бы не он, я бы сошла с ума окончательно.

Кое-как запихнув в себя поздний завтрак, я задумываюсь: а как хоть выглядит Люба? Я за столько лет и не помню ее уже. Вроде как она производила впечатление приятной девушки на тот момент, но, видит бог, на свете бывают куда большие красавицы. Но что было в ней тогда особенного… То как она себя подавала. То есть глядя на нее, создавалось ощущение, что мы все тут простые, неотесанные люди, а она… Она принцесса. Она не такая, она особенная. Вот это в ней было.

Ее родители считались очень приличными и обеспеченными. Еще та, старая, советская интеллигенция. Отец – какой-то военный, чуть ли не генерал. Мать – учительница химии, уважаемый человек. И Любонька вела себя соответственно. Ну и любила сладко поесть и вкусно попить, так что браку с каким-то директором я не удивилась.

Да, в тот момент, я не то что про нее спрашивала, но Арсений так беззастенчиво за Любой ухаживал, что и все остальные заинтересовались. И сплетни про нее циркулировали где-то год. Ну а потом все забылось, как это обычно и бывает.

Достаю телефон, захожу в социальные сети и начинаю искать Любу среди «френдов» мужа. Бог мой! Да он уже и статус переставил! Что влюблен в Любовь Румянцеву. Вот так. Еще со мной не развелся, а уже весь мир должен знать что у него новая личная жизнь.