— Да уж, а то завтра я голая, на столе перед тобой и под наркозом, сделаешь мне ребёнка.

Я не успела договорить, мы начали смеяться, теперь уже до слёз.

— Вот не подумал, будет мне испытание. После обследования, твоя идеальная грудь у меня из памяти не уходит, кстати, пригласил сестричку, она великолепно шьёт. Сделает тебе такой шовчик, что и невидно будет.

— Спасибо за всё, спасибо.

Мы неожиданно обнялись и стояли так несколько долгих секунд. Эти обнимашки для меня сейчас жизненно необходимы. Однако он просто хотел сказать мне на ухо:

— Ира, когда всё закончится после помощи Дмитрия, вспомни обо мне. Твоя жизнь, скорее всего, изменится настолько, что я даже не смогу тебя узнать в толпе, но вспомни. Позвони, просто скажи, что у тебя всё хорошо. Ира, прости. Если вдруг покажется, что я тебя подставил или предал, клянусь, я ничего плохого тебе никогда не сделаю. Обстоятельства выше меня.

Я отпрянула, смотрю на него удивлённо, он говорит такие слова, это не игра, не психологический приём. Всё серьёзно? Я через год-два пойму, что всё это значит. Почему Вадим сказал про Дмитрия так. И почему моя жизнь круто изменится. Ничего не понимаю сейчас. И мне страшно.

Вадим прощается со мной?

— Но как? Ты прощаешься со мной?

— Я прощаюсь со своим ребёнком навсегда и обожаю его, и тебе, скорее всего, предстоит то же самое. Привыкай, такая у нас с тобой судьба, любить тех, с кем не можем быть вместе. Ты даже не представляешь, что тебя ждёт. Я уже ищу для тебя запасные варианты, чтобы ты смогла инкогнито продолжить курс, теперь всем руководит Дим! Я просто знаю чуть больше и мне страшно. Очень страшно.

— Но откуда у тебя такие мысли? Почему решил, что у меня всё так плохо?

— Я очень давно знаю Пашу, и таких, как он, — Вадим улыбнулся, но так, что у меня сердце сжалось.

— Боже, что такое ты про него знаешь?

— Уже неважно. Я просто панически боюсь за тебя. И всё ещё не могу решить, помог я тебе с Димой или подставил. Ты обнималась с Пашей, и казалась счастливой, а я лезу со своей помощью. Сложно объяснить. Не хочу испортить твою жизнь.

— Не волнуйся, я приняла решение, оно окончательное, я хочу свободу от мужа. Но уже поняла, Павел меня не отпустит, ему проще меня убить. Если я дёрнусь с разводом. Вот и всё. Если тебе показалось, что я счастлива в его объятьях. Заначит, я хорошая актриса!

— Хорошо, поклянись, что решилась! Иначе я не смогу спать спокойно!

— Клянусь, правда, я решилась. Но с одним условием, мой сын останется со мной.

— Тогда держись, детка! Легко не будет! Надеюсь, что у него все получится, он пообещал, что вытащит вас, значит, вытащит.

Он приобнял меня снова. Чувствую, как его сердце долбит в грудной клетке, ему так страшно?

Ничего себе, успокоил доктор накануне операции!

Стук в двери:

— Вадим Александрович, в десятой палате неприятности подойдите, — крикнула старшая сестра.

— Прости, сейчас я выйду, а немного позже ты возвращайся к себе. Вечером только сок, хомячить нельзя, и не завтракать вообще. Наркоз на голодный желудок. Отдыхай. Со следующего утра, мы с тобой врач и пациентка, ничего личного. Утром увидимся! Выше нос! Всё будет хорошо! Дима постарается! — снова прошептал мне на ухо.

Он, ещё раз едва касаясь поцеловал меня в лоб и вышел к пациенту. И теперь я заметила, что он спокоен. Неужели так сильно волновался из-за Дмитрия. Я начинаю бояться голубоглазого хакера.

Осталась в кабинете, села на диван и поняла, что ничего не понимаю. И всё же его слова про Дмитрия меня испугали.

Скоро восемь часов вечера, поймала себя на мысли, что хочу позвонить Тёме. И стесняюсь сделать это. Типа ревную, что он там отдыхает на конюшне с чужой тёткой. Неприятная ситуация.