Выглядит слишком уставшей.

— Скажи, чем еще я могу помочь тебе? — отодвигаю для нее стул. — Может нужна сиделка?

Она садится. Сумочку скромно ставит себе на колени. С тоской оглядывается по сторонам:

— Нет. Нам тетя Вера помогает, — будто на автопилоте отвечает.

Тетя Вера. Мгм. Видать ее новая свекровь. Женя мою мать тоже по привычке все тетей Людой называла.

Усаживаюсь за стол напротив, чтобы лучше видеть ее лицо:

— Помнишь это место?

Какое-то время молчит, будто не услышала меня. Но затем все же отзывается:

— А говоришь, что всегда слово держишь, — бормочет вместо ответа.

— О чем ты?

— Ты ведь сказал, что не женишься на мне только из-за маминого желания видеть меня в невестках, — с вызовом уставляется на меня.

— Все правильно, — роняю взгляд в меню, хотя знаю его наизусть. — ТОЛЬКО из-за ее желания, я бы и не женился.

Она ведь очаровала меня в тот день. Как некая диковинка.

Поднимаю взгляд, когда Женя резко вскакивает из-за стола, роняя сумочку. Не успеваю даже сообразить, что случилось, когда она уже скрывается за углом.

Хочу за ней бежать. Но к столику подскакивает официант, и принимается поднимать с пола вещи, высыпавшиеся из Жениной открытой сумочки. Вижу там складную расческу, какие-то круглые прокладки, блокнотик с ручкой и… паспорт.

— Стоп! — торможу официанта. — Я сам. Ты свободен.

Скидываю вещи в сумочку. Второй рукой открываю паспорт на первой странице.

Весенняя Евгения Владимировна.

Весенняя.

Такую фамилию сложно забыть. Не Князева, конечно. Но и не чужая. Это ж ее девичья.

Пальцем отлистываю несколько страниц вперед.

«Семейное положение» — пусто.

Что за херня? Это значит…

Роняю ее паспорт на стол. Резко поднимаюсь на ноги, опрокидывая стул. Снова внимание всего ресторана приковано ко мне. А я стою как каменное изваяние, и пытаюсь сложить все исходные.

Мать сказала, что она замуж выходит. Но штампа нет. Неужто соврала? Кто? Мать или малышка моя ненаглядная? Однако, когда я спросил — Женя не опровергла.

Очевидно же, что она просто паспорт поменяла. Значит нет мужа? А кто тогда в больнице? Парень? Друг?

«Больше не моя жена»… Я ведь забухал именно из-за этой мысли. Чуть не свихнулся!

Выходит… все еще только моя.

17. Глава 17. ОН

Дверь туалета нерешительно приоткрывается. Женя смотрит на меня своими огромными глазищами:

— Герман, нам надо поговорить…

Подаюсь ей навстречу и ловлю ее губы своими. Моя. Только моя.

Заталкиваю ее вглубь туалета. Подхватываю за талию и усаживаю на раковину.

Узкая юбка мешает мне раздвинуть ее ноги, чтобы встать ближе, вжаться членом в ее хлопковые трусики. Блядь, они мне весь день расслабиться не дают. Вижу тонкий шовчик на ее упругой попке даже сквозь ткань строгой атласной юбки и у меня крыша отъезжает!

А ведь когда-то именно эта ее скромная манера одеваться вынудила меня отказаться от совместных выходов в общество. Светские бывают очень грубы и жестоки, и не слишком-то церемонятся в выражениях. Я уж молчу о желтой прессе. Всегда боялся, что Женю обидят. А напялить на нее стринги казалось чем-то противоестественным, как подарить сестре вибратор или нарядить в сексуальный пеньюар котенка.

Только вот мой котенок вырос в охуенную тигрицу, чью сексуальность теперь не способны испортить даже скромные хлопковые трусики. Как бы не наоборот. Это же будто ее особенность. Отличающая именно мою желанную от всех остальных бесполезных пезд. Дьявол свидетель, как мне сейчас хочется добраться до этих самых трусиков. Потереться головкой о мягкую ткань, совершенно точно податливо сложившуюся на ее пухлых губках.