Он берет мое лицо в свои руки, прижимает меня к стенке, накрывая своим телом:

— Прошу тебя, малыш, — шепчет горячо. Целует кончик носа. Глаза. Губы. — Пожалуйста.

Его губы влажно скользят по моей шее. Он целует мои руки, опускаясь передо мной на колени. Прижимается своей косматой головой к моему животу:

— Умоляю.

— Чего ты хочешь от меня, Герман? — выдавливаю сквозь слезы.

Путаюсь пальцами в его волосах. Содрогаюсь всем телом от беззвучных рыданий.

— Только тебя, малыш, — целует меня в живот через футболку. Как одержимый гладит мои бедра. — Всю тебя. Не только тело, клянусь. Хочу, как раньше. Чтобы ты моей женой была. А я для тебя другим человеком стану. Я за этот год понял, что не могу без тебя.

— Твоей женой должна быть мать твоего ребенка, — отзываюсь сухо.

— Хорошо. Клянусь. Если ребенок мой, я в наказание за все свои грехи женюсь на Свете и стану примерным мужем и отцом. Но если не мой — вернись, умоляю. Я вылечу твоего доходягу, и еще денег на реабилитацию отсыплю. Безвозмездно. Сколько попросит, лишь бы он оставил тебя…

— Значит собрался меня купить? — злюсь, потому что совсем потеряла контроль над ситуацией.

Дергаю вентиль, и на спину Германа проливается поток ледяной воды:

— Освежись. Поговорим, когда протрезвеешь, — выбираюсь из душа, и иду в комнату.

Переодеваюсь в сухую одежду и иду в кухню, чтобы-таки поставить вариться бульон. На утро он ему не помешает.

Закидываю не порезанное мясо в кастрюлю с водой и ставлю на плиту.

В голове такая каша, что мне хочется просто разрыдаться от этого сумбура. Я весь последний год пыталась убедить себя, что ненавижу его. И что он не нужен нам. Но как представлю, как он берет на руки нашу малышку, как целует ее в лобик, как меня, трепетно. Сердце кровью обливается.

Постукиваю себя кулаком по груди, пытаясь унять боль за грудиной.

Я должна ему рассказать о ней. Лера имеет право на папу. Но не такого. Сначала пусть разберется с алкоголем и криминалом. Тогда и поговорим.

Оставив на плите вариться бульон, возвращаюсь в ванну. Герман так и сидит на полу в душевой, оперевшись спиной на стену. Подхожу, чтобы проверить воду:

— Ты серьезно все это время сидишь под ледяным душем?! — вскрикиваю. Выключаю кран. — Вылезай немедленно! Что за детский сад?!

— Кажется это немного помогло, — и правда. Его взгляд на меня стал куда более осознанным.

Помогаю ему выбраться из кабинки, заворачиваю огромного мужика в полотенце, как маленького и провожаю в спальню. Откидываю одеяло и укладываю свое персональное чудовище в постель.

— Ты подумала? — не дает мне уйти. Ловит за руку и вынуждает присесть на край кровати.

— Больше не пей, — уверенно отвечаю я. — Ты при любом раскладе поклялся быть примерным семьянином, поэтому завязывай с самоуничтожением.

— Как прикажет моя госпожа, — он пьяно улыбается, целует мои руки: — Останешься со мной сегодня?

— Нет.

— Он ждет?

— Ты себе даже представить не можешь, как сильно.

— О, поверь. Как раз я могу. Ты единственная женщина, которую я готов ждать, сколько потребуется, — говорит сонно.

Закрывает глаза. Моя рука сама тянется к его волосам. Поглаживаю осторожно, чтобы не разбудить:

— Я тебя так сильно… — выдыхаю устало: — ненавижу, Князев.

— Насколько бы мне проще жилось, малыш, — бормочет сквозь сон, — если бы я так и не понял, что люблю тебя…

8. Глава 8. ОНА

Грудь как по таймеру начинает покалывать от прилива. Уже почти восемь. Нужно заканчивать готовку и поторопиться к малышке. Иначе скоро тетя Вера с ней не справится.

Возвращаюсь в кухню, и замираю в немом шоке.