С удовольствием отмечаю, что сегодня не приду на работу к Тимуру. Завтра работаю в магазине. Но попробую договориться со сменщицей, чтобы она завтра вместо меня вышла. Я сейчас Сонечке нужна.

После всех манипуляций с устройством, первым делом захожу к доченьке. Открываю дверь и ужасаюсь.

Никак не могу привыкнуть к этим многочисленным проводам и трубочкам. Каждый раз с замиранием сердца наблюдаю одну и ту же картину.

Крохотулечка моя лежит вся такая бледная, вся обмотанная шлангами и проводами под пищащими аппаратами. Как же это больно. Аж сердце разрывается от этой картины. Хуже ничего нет, чем видеть муки собственного ребенка. Хочется за него отдать все свои органы, кровь, жизнь в конце концов. И как бы я хотела страдания моего солнышка взять себе. Пусть бы мне все это перепало. А девочка моя радовалась бы жизни.

Она как цветочек, как ласковое солнышко. Она обязана наслаждаться детством. Бегать и прыгать, играть в мячик и куклы, плескаться в море и участвовать в играх с детками, строить песочные замки и надувать мыльные пузыри. А не лежать вместо всего этого под препаратами.

Не могу смотреть, как ей плохо. Не могу знать, что я больше ничего не могу сделать. Ничем не могу помочь. Только быть рядом и ухаживать. Мама будет рядом.

Подхожу к дочке, падаю перед ней на колени и склоняю голову к ее ручке. Господи! Какая же ручка худенькая, тоненькая. Слезы катятся бесконтрольно. Родная моя, все теперь позади. Слабо и робко надеюсь на то, что операции больше не потребуется.

– Лана! - в палату входит Борис Сергеевич, - доброе утро.

Вытираю слезы и встаю на ноги перед доктором. Помню о своем разорванном рукаве и прячу под ладонью другой руки.

– Борис Сергеевич, спасибо большое вам. Вы извините, вчера я попала в непредвиденную ситуацию. И телефон потеряла. Даже связаться не могла.

– Лана, - игнорирует он мои объяснения, в результате чего мне становится неловко, - я хотел с вами поговорить о дальнейшем лечении Сонечки. Дело в том, что сегодня утром анализы пришли не очень хорошие.

– Как? - мое сердце падает практически вместе со мной.

– Лана, - подхватывает меня доктор в свои сильные натруженные руки и бережно усаживает на стульчик, - присядьте. Вы так не волнуйтесь. Мы должны помочь девочке. И не своими бесполезными переживаниями, а необходимыми делами. Обследование будет завтра с утра. Мы решили перенести на сутки раньше.

– О боже, - плачу я.

За что все это нам? Для чего нам выпала такая тяжелая доля?

– Я слышал вы хотите устроиться нянечкой?

– Да! - тут же вскакиваю и утираю слезы.

– Вам нужно оформиться. Затем согласовывайте начало работы.

– Я могу прямо сейчас приступить!

– Лана, но только не за одной Сонечкой необходимо будет ухаживать, но и остальные детки тоже нуждаются в уходе.

– Да, конечно, я все понимаю. Я уже оформилась. Жду, когда тетя Валя мне одежду принесет.

– Все будет хорошо, - он улыбается и хлопает меня по плечу.

Согласно киваю и пробую улыбнуться в ответ.

Оставшись наедине с Сонечкой, подхожу к ней и снова падаю перед ней на колени. Только не еще одна операция. Только бы не это.

– Ты уже здесь? - заходит в палату тетя Маша, - Как Сонечка?

Она окидывает своим непроницательным взглядом на племянницу, но я вижу, как в ее глазах мельком тень жалости.

Знаю все слова тети Маши. О том, что Сонечке нужна крепкая мама, а не нюня. Что дети хорошо чувствуют своих мам, что мама транслирует настрой. Я все знаю, но ничего не могу поделать. Если бы Борис Сергеевич обрадовал меня, что все прошло благополучно, что Сонечка идет на поправку, я бы сейчас иначе себя чувствовала. Но Сонечка лежит пластом и тяжело дышит. Все как раньше. Операция прошла, но улучшений нет. Мне хочется выть.