— Никогда не отпускай меня, любимый, — говорю я, когда внутри меня взметается ворох неясных воспоминаний о пережитом там, за чертой жизни. Я никогда и никому не стала бы рассказывать об этом, да никто бы никогда и не понял. Хотя сейчас, глядя в искрящиеся серебром глаза любимого, мне кажется, что он понимает, что я чувствую,

— Я обещаю тебе, так же, как обещал, когда нас связали вечнми узами.

Я закрываю глаза, чувствуя, как солнечный свет пробивается сквозь закрытые веки, согревая мое лицо и словно бы согревая мою душу.

— Я так счастлива, — шепчу я, ощущая, как меня переполняет чувство любви и абсолютной защищенности. В эту минуту я точно знаю, что рядом с Айвеном ничто не угрожает мне, что он защитит, даже если весь мир вдруг решит обрушиться на мои плечи.

Тут до моего чуткого слуха, усиленного магией серебра, доносится звонкий голосок сына.

— Я стану серебряным, как мама, а ты будешь таким же жалким медным! — Кричит Джейк и слышен звук удара.

Уилл как будто падает и едва не плача выкрикивает:

— А я стану золотым! Понял? Я буду летать, а ты будешь ползать по земле и я сожгу тебя своим огнем.

— Кишка тонка, слабак…

— Ненавижу тебя! Лучше бы тебя вовсе не было!

— Ты просто завидуешь мне, потому что я старший.

— Мальчики! Немедленно прекратите, — вдруг слышится окрик воспитателя Финча, приставленного к мальчикам, чтобы они не натворили дел. — Или вы хотите. чтобы я сообщил вашему отцу, что вы ведете себя, словно уличная шпана, осыпая друг друга бранью?

— А чего он? — выкрикивает Уилл.

— Помолчите, молодой человек, когда я говорю, иначе мне придется перейти от вежливых слов к делу.

— Простите…

— За что вы извиняетесь? Мне хотелось бы знать.

— за то, что обзывался.

— А еще за что?

— За то, что дрался с Джейком.

— И больше ни за что извиниться вы не хотите?

— За что еще?

— Я медный дракон, такой же как и вы, и горжусь этим, и смею вас заверить, что не считаю ни себя, ни любого другого медного жалким, как вы изволили выразиться.

— Простите, что назвал медных жалкими.

— Я хочу, чтобы вы оба сообщили матери о том, что случилось, когда она спустится завтракать. И хочу чтобы извинились перед ней и перед своим отцом. Это ясно?

— Да, ясно, учитель, — хором говорят мальчики.

— Вы должны поддерживать друг друга, а не спорить о том, кто из вас родился первым. Вы же близнецы, а значит ближе, чем вы друг для друга, у вас никого и никогда не будет.

Я усилием воли перестаю слушать, что Финч говорит мальчикам и обращаюсь к Айвену.

— Айвен, эти сорванцы могут хоть один день не подраться?

— Ты сейчас слышишь их? — с интересом спрашивает он.

— Да, сейчас Финч распекает их за очередную драку.

— Я не слышу ничего… Удивительно, насколько мощная в тебе сила, Дженни, это просто невероятно, — с восторгом говорит он. — Уинстон сказал, что не видел серебряных даже близко обладающих такой силой, как кипит в тебе.

— И тебя это не пугает? — с тревогой спрашиваю я. — Ведь это не совсем нормально.

— Теперь меня пугает только одно, — говорит он, приближая свое лицо к моему, — это то, как сильно я тебя люблю.

После долгого поцелуея, в котором снова растворяются все мои тревоги, Айвен отрывается от меня и встает с постели.

Я любуюсь его мощным телом, словно вылитым из бронзы. На его коже, под которой бугрятся мышцы тренированного воина, играет солнечный свет и я смотрю, как он, обнаженный, завязывает свои длинные серебряные волосы.

Я чувствую себя в это утро так, словно вернулась на несколько лет назад, когда мы с айвеном только поженились и не могли отойти друг от друга ни на шаг. Когда губы мои саднили от поцелуев, а сердце постоянно колотилось, не в силах вобрать в себя всю ту любовь, что я испытывала к моему мужу.