Хмурюсь. Гематома?

— Опухоль спровоцировала гематому? — спрашиваю скорее механически, силясь вернуться воспоминаниями в тот момент, когда за Катей из ворот ЖК выбежал. Кому сигналила машина? Смогла затормозить?

— Опухоль? — переспрашивает врач. — Вам сказали, что у вас рак?

Я тупо молчу в ответ, теряясь сразу во всём. И это чувство долбанной дезориентации только усиливается в разы, стоит вспомнить слова о том, что некоторое время я валялся в реанимации в состоянии, близком к коме. Несколько дней, видимо. И что бы там ни произошло с Катей и той проклятой машиной — это произошло без меня. Я ничем не смог помешать. Я, блять, просто тупо вырубился.

Врач объясняет там что-то про то, что гематому довольно легко спутать со злокачественной опухолью на МРТ, и зачастую ставят ошибочный диагноз. И что для молодого специалиста это вполне естественно, потому что и анализы крови у меня сомнительные были. Конечно, он хотел перестраховаться.

Охренеть. Перестраховался, чтоб его.

Я даже не знаю, радоваться или наоборот тому, что мой диагноз оказывается другим. Более того, уже закрытой темой. Операция произошла успешно, прогнозов по рецидивам нет, а если я буду регулярно обследоваться, то вообще проблем быть не должно. Молодой, веду здоровый образ жизни, сильный сам по себе.

Сука, почему я не грохнулся в долбанный обморок вчера после бара? Тогда бы прооперировали и выяснили, что за штука у меня в мозгу на самом деле давила. И Катя осталась бы со мной. Готовился бы к свадьбе, а не к смерти, которая отменяется вот прям сейчас. Физически, в смысле. Морально я чуть ли не в агонии. Ищу взглядом телефон. Хотя бы позвонить ей… Узнать, как она.

Никаких гаджетов здесь, конечно, нет.

— Кто вызвал больницу? — тогда дёргаю за единственную ниточку, которая ещё может помочь.

Если это Катя... Конечно, всё равно не простит, но это хотя бы будет значить, что сама никак не пострадала от той долбанной машины.

Секунды, во время которых врач по имени Павел (судя по бейджику) хмурится, осмысливая мой внезапный для него вопрос, кажутся вечностью. Долбят напряжением и надеждой одновременно.

— Довольно милая девушка, — ровно отвечает он, даже не представляя, что со мной творит этими словами. Даже хорошо, что ко мне не приставлен измеритель пульса, иначе бы врач уже меры принимал. — Брюнетка. Регулярно навещает вас, кстати.

Снова приподнимаюсь. Не выдерживаю просто. Всё совпадает… И хотя то, что Катя будет регулярно навещать меня после увиденного ею, звучит не особо правдоподобно — я, блять, просто не могу не верить.

Перевожу дыхание, пытаясь успокоить совсем уже рвущееся наружу сердце.

— Катя? — спрашиваю, затаив дыхание.

Врач вздыхает и… качает головой. Простое движение, но от него внутри всё обрывается разом. От отчаяния выть хочется, слушая его скорее фоном:

— Нет, другое имя, редкое ещё такое… Красивое, — задумывается. — Точно! Виолетта, — смотрит на меня, довольный тем, что вспомнил.

Так-то он спас мне жизнь и не виноват в том, что я сам себе всё похерил с Катей, но смотреть в его это умиротворённое лицо становится невыносимо просто.

— Понятно, — выдавливаю с трудом. — А мой телефон? Мне надо позвонить, — ну и пусть Катя меня ненавидит, мне просто надо убедиться, что та машина её никак не зацепила.

И что сейчас моя девочка в порядке. Не представляю, каким образом буду добиваться её прощения. Наизнанку вывернусь, если понадобится. Через все круги ада пройду, сам себе их организую, если что. Всё что угодно — но не отпущу.

Правду, конечно, расскажу.