От сквозящей родительской тревоги щиплет в носу. В горле и глазах. Везде и до слёз.

– Нет, пап, всё в порядке. Я просто соскучилась.

Мне слышно, как он прикрывает трубку рукой, извиняется и выходит.

– Ты не дома? – спрашиваю я. – Извини. Я не хотела тебя отвлекать.

– Позавчера пришлось уехать в Камбоджу, оттуда в Индонезию на Бали для участия в Восточноазиатском саммите. Ты не отвлекаешь. Деловая часть уже завершена, и мы с делегацией на обязательном ужине. Жуткая, я скажу тебе, местная традиционная кухня.

Я знаю, что он никогда не улыбается, но сейчас почти вижу, как чуть дёргаются вверх уголки его губ.

– А мама?

– На Алтае в каком-то модном Центре лечебного голодания, но, сдаётся мне, что в отличие от неё, я вернусь домой гораздо более похудевшим. – Он хмыкает, будто для него это факт. Ничего интересного. Затем спрашивает, словно уловив тонкий смысл моего самоистязания: – Поль, что случилось?

Рассказать ему?

Так я уверена, папа прекрасно осведомлён о том, что происходит в доме Бессонова. Так сказать, со всеми вытекающими безобразными деталями, но помогать он не будет. Больше не будет.

Он – человек старой формации и строгий цензор не только самого себя, но и окружающих. Принципиален и придирчив (к своим, кстати, более требователен, чем к посторонним), чем заслужил уважение среди подчинённых и главных чиновников страны. Часто от него я слышу фразу, что в конфликте всегда виноваты оба. Но правда заключается в том, что один действительно виноват больше. А в моём случае, мы с папой оба знаем кто.

Молчу и дышу в трубку. Сказать нечего.

– Хочешь спросить стоит ли идти по пути, который ты выбрала себе самостоятельно?

В его голосе слышатся нотки усталости. Многочасовые переговоры, а также постоянные перелёты, пусть даже в удобном кресле правительственного самолета, могут быть до крайности утомительными и негативно сказываются на состоянии здоровья. Мне становится невероятно стыдно за этот звонок. Прямо до боли.

Уши загораются, я спешу его закончить:

– И что ты скажешь?

Моё сердце пропускает положенный удар.

– Мы не можем изменить то, откуда пришли. Но мы можем выбрать, куда идти дальше.

***

Сидя на заднем сиденье такси, я снова прокручиваю в голове наш с папой короткий разговор.

Всё правильно: «Сама вляпалась – сама выкручивайся». И разберусь!

Он всегда прав.

Я росла папиной девочкой. И, нет, он никогда не делал всё, что я захочу. Это моё заветное желание со свадьбой было первое. Сейчас, как мне кажется, папа знал, что всё будет именно так (родители всегда знают чуточку больше), но один-единственный раз он нахмурил брови и пошёл на поводу у моих чувств.

Для того, чтобы наказать меня? Вполне возможно.

Тогда почему пострадал Игорь Бессонов?

Может это прозвучит странно, но с папой мы более близки, чем с мамой. Хотя не ведём долгих откровенных разговоров.

А ещё с раннего детства все самые интересные моменты в моей жизни происходили, когда рядом был папа. Для того папы и существуют, чтобы было что вспомнить! Именно он учил меня плавать, а я орала на всю реку, потому что боялась воды.

Папа приезжал за мной в садик с представительским размахом и машинами сопровождения, а маленькие одногруппники «зеленели» от зависти.

Самые классные и любимые вещи, тоже были куплены вместе с папой.

Мы с ним очень похожи, оба не приемлем полумер: не умеем быть на половину честными, злиться, ненавидеть, на половину любить и жить на половину.

Я знаю, что он любит меня всем сердцем и переживает так, будто мне до сих пор шесть лет, а я совсем не умею плавать.