Наши сломанные отношения с Артуром никак не должны касаться Ксюши. Чтобы с нашим браком не случилось в будущем, мы должны остаться для неё просто папой и мамой.

Важно, чтобы дочь знала, что несмотря на разлад в отношениях двух взрослых, на ней это никак не отразится. Она всё так же может к каждому из нас обратиться за помощью, поделиться с нами любой проблемой или рассказать радостную новость. Мы всегда будем на её стороне.

Ксюша сидит на лавке, прижав колени к груди, и молча плачет.

— Принцесса, родная, всё совсем не так, как ты думаешь.

— А как?

— Зайка, — я делаю глубокий вдох.

Не понимаю, как лучше сказать маленькой девочке обо всём. Я не готовилась к такому шквалу эмоций, не была подготовлена к обиде и недоверии, которые сейчас читаю в её глазах.

— У нас с твоим папой сейчас сложный период. Мы сами не до конца разобрались во всём, поэтому и не хотели тебе ничего говорить. Но некоторое время нам всем лучше пожить отдельно. Поверь, так будет лучше. Мы не хотим, чтобы ты слышала, как мы ругаемся.

— Сколько так будет длиться?

— Я не знаю, малышка.

— Но потом папа обязательно вернётся домой? Да?

Кусаю собственные губы, закрываю глаза.

Только не плакать, только не реветь. Ради моей девочки я должна быть сильной.

— Не знаю, Ксюш, не знаю, — еле слышно признаюсь я.

Губы дочери надуваются ещё больше. Слезы катятся по её щекам с новой силой. Тянусь к ней, чтобы обнять, но она отворачивается. Увиливает от моих прикосновений и поспешно встаёт с лавки. Открывает свой шкафчик и достаёт сухие вещи. Не смотрит больше в мою сторону.

Домой мы возвращаемся вдвоём в полной тишине. Машина Артура провела нас до самых ворот, а затем поехала дальше по улице.

За ужином дочь тоже не произносит ни слова.

Когда я пытаюсь с ней в очередной раз начать беседу, она резко вскакивает с места и убегает к себе в комнату. Бурчит что-то про невыполненную домашку.

Смотрю в одну точку и не могу пошевелиться. Я понимаю, что больше откладывать разговор с ребёнком некуда. Чем дальше я скрываю всё и юлю, тем стремительнее я теряю её доверие.

Вот только как рассказать восьмилетнему ребёнку абсолютно все? Как рассказать девочке, что её любимый папа изменил её любимой маме? Это словно пригласить ребёнка в нашу спальню и показать, чем мы занимаемся по ночам. Вряд ли восьмилетний ребёнок, который все еще верит в существование зубной феи, что ночью приносит подарки в обмен на твой выпавший молочный зуб, сможет адекватно сопоставить слова «папа», «другая женщина», «постель».

А если она известие о другой женщине у Артура примет как собственное предательство? Не поставит ли это крест в дальнейшем на её восприятии мужчин? Не будет ли она в отношении с ними проявлять недоверие, избежать близости?

Чем больше я обо всем этом думаю, тем меньше решительность во мне остаётся. Не должна моя девочка проходить через это. Не должна.

Но, к моему огромному сожалению, я уже не могу оставить всё как есть. Не могу снова врать ей глядя в глаза и уверять, что у нас с папой простые временные трудности. Ведь на самом деле внутри меня и дальше растёт стойкое убеждение, что лучший выход для нас Артуром — это развод.

Осталось лишь найти в себе силы и решиться на последний рывок.

Назад шанса вернуться не будет.

Оставляю все тарелки и вилки на столе. Потом вернусь и отправлю, все в посудомойку.

Стучу в двери.

— Ксюша, я могу войти?

В ответ тишина. Стучу ещё, но прикладываю больше усилий.

И опять тишина.

Тревога поднимается в груди. Воображение подкидывает страшные картинки из криминальных хроник, которые иногда попадались на глаза.