Я искренне считала, что ему наплевать, если не на сына, то на меня уж точно.
— Тогда я уничтожу тебя, Самсонов, — замечаю бесстрастно, — чего бы мне это не стоило.
Цветочный аромат сконцентрировался в стенах гостиной, и я задерживаю дыхание, но тихое: «Кира!» заставляет замереть. Раздражённо оборачиваюсь и застаю невероятную картину, навсегда отпечатавшуюся в сознании. Мой высокомерный, самодовольный, эгоистичный и практически бывший муж стоит на коленях, не отводя от меня горящего взгляда.
— Не уходи.
И вздрагивают руки, из горла вырывается свистящий выдох вместо просящихся на язык слов, а все истинно женские, милосердные, порывы я подавляю жёстким, убивающим настоящую меня, усилием воли.
— Надеюсь, ты понимаешь, что сегодня спишь на диване, — хлопок двери раз и навсегда отрезает меня от восьми прожитых лет жизни.
6. Глава 6
— Мама! — это утро отличается от других лишь тем, что радостный визг Сашки доносится не сверху, а сбоку, прямо в ухо. — Доблое утло!
— Доброе, — глаза ещё закрыты, голос хрипит после сна, но руки уже обнимают худенькое тельце сына.
— Сашка, бежим умываться, — весёлые интонации именно этого голоса мне приходилось слышать не так часто.
— Папа! — Кирилла Сашка видит гораздо реже, поэтому и восторг каждый раз увеличивается, пропорционально количеству условно-безотцовских дней.
— Пошли, пусть мама ещё поспит, — слыша удаляющиеся шаги Самсонова, я сонно протираю глаза.
Как только мы остаёмся наедине, так или иначе оказываемся в общей постели. Так что двухместный диван в детской оказался немногим хуже дизайнерской кровати, несмотря на то, что всю ночь пришлось подгибать ноги. Какая разница, если заснуть мне удалось лишь под утро?
Сегодня слёз не было, но глаза всё равно отсвечивают весёленьким красным оттенком, и пока я пытаюсь хоть как-то сгладить этот ужас, оба Самсонова варят кашу. Пытаются варить. Потому что молоко они упустили, а крупа оказалась рассыпана по половине кухни.
Молча смотрю как Сашка сидит на столешнице, болтая ногами, и радостно облизывает ладошки. Открытая сахарница стоит рядом.
— Мы варим кашу, — Кирилл оборачивается, тепло улыбаясь, со следами молока на предплечье и лопаткой в руке.
— Кафа! — от восторга сын опрокидывается назад, но свободной рукой Самсонов легко его ловит, не дав встретиться затылку Сашки с фартуком из керамогранита.
Ни мой испуганный вздох, ни резкое движение не мешают сыну снова запустить руку до локтя в объёмную банку с сахаром.
— Осторожнее! — угроза больше предназначается Кириллу, чем Сашке, и мне остаётся лишь идти за пылесосом, пока адскую смесь из крупы и сахара не растащили по всей квартире.
Естественно, кашу довариваю я и, накрывая на стол, чувствую взгляд мужа. Практически бывшего. То, что вместо воскресного тенниса, за последние четыре года пропущенного лишь однажды — в день моих родов, Кирилл сидит здесь, смешит Сашку и никуда не торопиться мало меня волнует.
— Сын, в зоопарк пойдём?
— Смотлеть мифэк? — ложка мгновенно забыта, а каша размазана по столу, стулу, полу и самому Сашке.
— И их тоже! — подмигивает Кирилл.
— А мама? — для Сашки не происходит ничего сверхъестественного, а то, что папа с утра дома становится всего лишь приятным сюрпризом. Щёлкает чайник.
— Куда же мы без мамы! Чай? — я впервые оказываюсь на месте рекламной домохозяйки, о которой демонстративно заботится любимый муж.
— Воду.
Передо мной возникает стакан с одинокой плавающей долькой лимона, перед Сашкой детская кружка с компотом, а сам Кирилл предпочитает зелёный чай.
Сын болтает без умолку, глотает слоги и целые слова, мечтая о сахарной вате, медведях и капусте для кроликов, а я невидящим взглядом сверлю Кроша на его кружке, только сейчас замечая насколько зловещий у него оскал. Стоит её сменить на Трёх котов, или Фиксиков — сейчас у него все персонажи редких мультиков любимые.