Его больше нет. Моего сыночка больше нет.

События минувшего вечера накрывают меня с головой, уносят в пучину отчаяния и боли.

Вся моя жизнь разрушена. Истинный предал, ребенка потеряла, даже нет следов, что я когда-то была беременна, и метка, теперь есть лишь ее половина. Ничего не понимаю. Как такое возможно? Мы с Кондором истинные, метка загорелась, ребенок был.

Проклятье? Или действие яда? И как я выжила? Все это кажется чем-то нереальным. Словно я сплю, и все это ночной кошмар.

Слезы текут из глаз. Меня не трусит в истерике, я просто плачу, глядя на капли дождя на стекле и прижимая подушку к груди. Я одна в своем горе. Кондор ушел, ему все равно. Он оставил меня. Больше я никто для него. Так, девка из деревни.

Мне самой придется справиться с горем утраты, которую я не пожелала бы ни одной женщине, даже любовнице супруга. Слишком жестокое наказание. А Кондор, я его разлюблю, потом. Как-нибудь. Сейчас бы просто не сойти с ума в одиночестве и тоске.

– Неспокойно мне на сердце, дочка. Беда будет. Осталась бы дома, – причитала матушка, удерживая меня за руку, не давая сесть в карету.

– Все будет хорошо, матушка. Мой дом уже не здесь, – успокаивала ее, сжимая тонкие пальцы и все же усаживаясь в карете.

– Но как же, Дрисса карты разложила. Видела беду, – тревога не угасала в ее голосе, а взгляд становился еще более тревожным.

– Полно, матушка. Дрисса – та еще сплетница и завидовала нам. Что только не скажет злая завистливая женщина, чтобы увидеть чужие страдания.

В голове крутится тот разговор с матушкой в день отъезда. Сейчас, после всего случившегося, слова соседки не кажутся такими уж бессмысленными, не походят на речи завистливой соседки.

Интересно, что еще говорили ее карты? Все ли беды со мной случились или стоит с рассветом ждать новых? Мне страшно засыпать. Хочу, чтобы все плохое произошло сегодня. Я не вынесу больше, Великие драконы. Что еще вы мне уготовили?

И могла ли я спастись, оставшись дома? С матушкой и папенькой? Могла ли одна ночь меня уберечь, или все было предрешено? Никто не даст мне ответа. Только жизнь все расставит по своим местам, но так страшно снова закрывать глаза. Сейчас мне одиноко, а что будет поутру?

Что будет, когда я все осознаю? Сейчас не верю, что это конец. Не верю, что все вот так завершилось, даже не начавшись. Хочется верить, что это испытание. Но ребенка нет, лекарь его не видит. Малыша мне никто не вернет. Смысла жизни больше нет.

Даже академия, в которую так мечтала поступить, кажется блеклой тенью, тем, что не греет больше душу. Мне бы забыться, стать песчинкой, без чувств, без памяти. Не представляю, как жить дальше с ношей утраты… по собственной глупости.

Нужно было биться, сопротивляться. Не знаю, что делать, но я должна была не пить это зелье. Чувствовала ведь беду и все равно позволила.

– Не могу так больше, – встаю с постели.

Холодно. Накидываю на плечи теплый палантин и выхожу из комнаты. Брожу по дому, как неприкаянная душа. Везде тишина, все спят. В комнатах темно. Лишь в каминном зале слышен треск поленьев. Иду туда. Тепло. Хочу почувствовать себя живой. Хоть немного.

Прохожу внутрь комнаты и подхожу ближе к огню. Выставляю руки вперед, надеясь согреться. Пламя жаркое, но все тело сотрясает дрожь. Мне никак не согреться. Я словно умираю, или умирает часть меня. Не знаю. Все это странно.

– Леди Илиана, – за спиной раздается мужской голос, и я испуганно поворачиваюсь.

– Мистер Джонос? Вы меня напугали, – в свете пламени узнаю лекаря, устроившегося в кресле.

– Простите, не хотел напугать. Решил остаться до утра у вас, чтобы проверить вас, да и ливень переждать, – устало потирая переносицу, отвечает мужчина.