Я делаю как он просит. Набираю полный рот воды и с силой выдуваю на него. Он лежит передо мной такой слабый и беспомощный, что сочувствие зашкаливает. Я выливаю остатки воды ему на волосы и пальцами прочесываю назад, чтобы убрать со лба. Интенсивно обмахиваю панамой.

— Спасибо, — говорит он. — Ты очень добрая.

Я смущаюсь. Мои чувства к нему настолько противоречивы, что я не могу с уверенностью сказать, что мною движет, — доброта или деньги, которые я получаю от агентства «Скорпион».

— Я медсестра, если ты помнишь, — буркаю я.

— Я помню. Спасибо, сестра.

С моей помощью он садится и нахлобучивает панаму на мокрые волосы. Влажная футболка обрисовывает грудные мышцы и ложбинку посередине. Нет, он точно чем-то занимается. Плаванием, скорее всего.

— Тебя не тошнит?

— Немного.

— А голова не кружится?

— Немного.

— Тебе нужно к врачу, — заключаю я.

Как минимум кровь сдать.

— Да ну перестань. Всё нормально.

— Когда ты увидишь себя в зеркале, то испугаешься.

— Чё, сильно обгорел? — Он бормочет матерное слово. — Как же меня задрало это лето. Каждый раз одна и та же херня.

Из жалости я не говорю ему, что на дворе май, а всё лето ещё впереди.

Стоя на коленях, мы разбираем «Дроздов-центр» и укладываем в коробку. Туда же отправляются набережная с фонарями и сквер с цветущими клумбами. Пока мы возимся, Влад посматривает на мои голые ступни. Меня его внимание не раздражает, просто интересно, куда он пялится.

— Слушай, — наконец говорит он, — что у тебя с ногой?

— А что?

— Покажи мне, — просит он.

Я сажусь и выворачиваю ступню к себе. Вот чёрт! Я всё-таки поранилась. Под большим пальцем кровоточит небольшой порез.

— Ай, ерунда, — говорю я. — Какой-то идиот разбил на дорожке бутылку. Заклею пластырем, в бардачке должен быть.

Влад берёт меня за щиколотку, наклоняется и нежно целует пальцы. Запылённые, обсыпанные песком, с облупившимся лаком. На мгновение я столбенею от шока, потом отталкиваю Влада обеими руками:

— Ты что, с ума сошёл?!

Он плюхается на задницу и выглядит шокированным не меньше меня. Глаза по пять копеек, хлопает ресницами.

— Прости, прости, прости, — повторяет он, как заведённый. — Я не хотел тебя оскорбить. Яна, пожалуйста, не сердись на меня…

— Господи, Влад, да я не сержусь!

Хотя я сержусь. Только непонятно на кого. Дурацкая ситуация!

— Какой же я мудак, — произносит Влад.

В его голосе сквозит такое неподдельное и мучительное раскаяние, что мне становится страшно. Он вот-вот заплачет. Я прямо чувствую, как ему стыдно. Глаза его увлажняются, а цвет лица напоминает зрелый помидор. Он и так-то был красным, а теперь совсем пунцовый. Что происходит? Последствия теплового удара? Бред какой-то.

— Всё, забудь, проехали. Пошли к машине, пока тебе опять не стало плохо.

Он прикусывает губу и поднимается. Хватает коробку под мышку и топает к машине. Я плетусь за ним. Мы садимся в душный салон, я сразу же включаю кондиционер и направляю все сопла на своего хмурого пассажира. Но температуру выставляю не слишком низкую. Не хватало ещё, чтобы он простудился в мокрой футболке. Влад отводит взгляд и грызёт нижнюю губу. Выглядит очень расстроенным, как подросток, укравший в магазине бутылку водки и пойманный с поличным.

А я смотрю на его полные красивые губы и не могу выбросить из головы картинку, как они прижимаются к моей ноге. Чудовищная ситуация. Мне никто не целовал ноги. Разве что мама, когда я была маленькой, но я этого не помню. А поцелуй Влада запомню на всю жизнь.

Столько бесстыдной нежности в нём было…

Откуда этот порыв?

Какая муха его укусила?