Кроме нас, тут никого нет, только чайки кричат на берегу да ветер шумит в соснах. Солнце начинает пригревать. Отличная погодка!

— Куда пойдём?

Влад ищет нужную точку на телефоне и уверенно вытягивает палец в сторону пустыря:

— Туда.

Он берёт под мышку свой гроб, и мы тащимся по пыльной тропинке к морю. Выходим на песочек, и мои каблуки проваливаются в него до самого задника. Я снимаю туфли и ставлю их под кустик. Влад это замечает. Смотрит на мои ступни с интересом. Я тоже опускаю глаза и вижу облупившийся розовый лак. Вот чёрт! Не успела стереть. Кто же знал, что придётся снимать обувь? От неловкости я шевелю пальцами, закапываясь в песок. По идее Влад должен отвести взгляд, — ну подумаешь, у женщины лак облез на ногтях? — но он разглядывает мои ноги, как заворожённый. Потом моргает, выходит из транса и распаковывает коробку.

В ней действительно лежит небоскрёб — макет высотного здания. Точь-в точь как настоящий, только высотой в метр. Тонкий и плоский, как школьная линейка. Блестящий до рези в глазах — сталь, стекло и зеркальные панели. Я помогаю Владу освободить небоскрёб от упаковочных шариков.

Влад бережно берёт его в руки, вытягивает и любуется, как ребёнком. На солнце эта игрушка сверкает, словно драгоценность. Я любуюсь вместе с Владом. Красивая штука, но такая хрупкая, что её повалит любой ветерок.

— Он не будет стоять, — вырывается у меня.

— Будет. Я всё рассчитал.

Он снимает пиджак и бросает поверх моих туфель. Облегающая футболка позволяет изучить его телосложение. Он не накачан — скорее всего, он вообще не занимается спортом в зале. Возможно, плавает и бегает, но не качается со штангой, как мой бывший. При этом тело у Влада подтянутое, грудь широкая, а бицепсы аккуратно-рельефные. Он на десять лет младше Коли, и это заметно.

Следующий час Влад ползает по песку, устанавливая небоскрёб и разные сооружения для благоустройства района, которые нашлись в коробке, — набережную с фонарями, скейт-парк, сквер с дорожками и прудом. Я ползаю рядом, разглядывая мастерски сделанные игрушки. В детстве я обожала строить домики из деталек конструктора.

Несколько раз он натыкается панамой на небоскрёб и заваливает его. Злится и бормочет под нос матерные словечки. В третий раз срывает панаму и отшвыривает в сторону. На глаза ему падает белая чёлка, уже влажная от пота. Остальные волосы коротко подстрижены, виски выбриты. Я впервые так близко к нему, что могу рассмотреть капельки пота над верхней губой и прилипшую к щеке выпавшую ресницу. Тёмная чёрточка на молочной коже.

Расставив дома и сооружения в нужном порядке, Влад начинает фотографировать свой проект. Фоткает и сверху, и стоя на коленях, и лёжа на боку. Щурится от яркого солнца. Если бы не прохладный ветерок, мы бы упарились. Сегодня на редкость тёплый день.

Показывает мне снимки:

— Нравится?

— Угу, красиво. Дом как настоящий.

— Он настоящий, Яна, просто ещё не построен. Смотри, вот здесь, — он указывает на самую верхотуру, — будет мой пентхаус с видом на море. Я уже всё запланировал.

Я сомневаюсь, что он будет когда-либо построен. Узкую линейку длиной тридцать сантиметров невозможно поставить стоймя. Она упадёт. На противоположном конце залива блестит не так давно построенный небоскрёб, но он выглядит основательным и крепким. При взгляде на него не возникает ощущения, что здание нарушает законы физики. А при взгляде на небоскрёб-линейку от страха замирает сердце. Ни один дурак не согласится зайти в такой дом.

— А зачем ты его сделал?

— В смысле? — не понимает Влад. — Я архитектор. Даже если у меня на это уйдёт целая жизнь, я всё равно построю «Дроздов-центр».