– О чём? О том разговоре, который ты хотела начать вчера?

Я медленно повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. Тёмно-карие, с лучиками морщинок в уголках – следами улыбок, настоящих и фальшивых. Когда-то я могла читать эти глаза как открытую книгу. Теперь они казались мне непроницаемыми, как тёмное стекло.

– О нас, – ответила я, чувствуя, как каждое слово даётся мне с трудом. – О том, что происходит.

Пётр слегка напрягся, я почувствовала это по тому, как его пальцы чуть сильнее сжали моё плечо. Но улыбка не дрогнула, осталась такой же тёплой и располагающей. Он был мастером контроля, виртуозом эмоциональной манипуляции.

– И что происходит? – спросил он легко, но я заметила, как его пальцы еще сильнее сжали мое плечо, как будто пытаясь удержать меня от слов, которые могли бы разрушить хрупкое равновесие нашей лжи.

Я могла бы сказать всё прямо сейчас. Выплеснуть обвинения, показать доказательства, потребовать признания. Слова уже сформировались во рту, горькие, как полынь. Но что-то внутри меня – может быть, последний осколок надежды, а может быть, инстинкт самосохранения или просто страх перед тем, что последует за правдой – сдержало меня.

– Не знаю, – солгала я, выдавив улыбку, которая, должно быть, выглядела гримасой боли. – Может быть, ничего. Просто странное настроение последние дни.

Он смотрел на меня секунду дольше, чем было необходимо, словно пытаясь просканировать мои мысли. Затем кивнул.

– Понимаю. Ноябрь – тяжёлый месяц. У всех депрессия от этой серости.

Он убрал руку с моего плеча и вернулся к плите, где тосты уже начинали подгорать.

– У меня сегодня важная встреча в десять, – сказал он, меняя тему с ловкостью опытного дипломата. – Если всё пройдет хорошо, получим контракт на ближайшие два года. Стабильность, понимаешь?

«Стабильность». Слово, которое казалось мне таким важным когда-то. Синоним безопасности, спокойствия, надежности. Сейчас оно звучало, как насмешка, как горькая ирония судьбы. Какая может быть стабильность, когда земля уходит из-под ног?

– Это хорошо, – ответила я механически, словно робот, запрограммированный на поддержание светской беседы.

Он положил тосты на тарелку, поставил передо мной. Сел напротив, развернул на планшете деловую газету. Всё как всегда. Будничное утро семейной пары. Только внутри меня что-то умерло, оставив после себя пустоту, которая постепенно заполнялась новым чувством – не обидой, не болью, а чем-то холодным и твёрдым как камень.

– У тебя сегодня лекции? – спросил он, не отрываясь от чтения, пробегая глазами по строчкам с таким видом, будто они действительно его интересовали.

– Да, две. И заседание кафедры.

– Не забудь забрать мой костюм из химчистки, – он сказал это мимоходом, как что-то очевидное и естественное.

И вдруг эта фраза – такая обыденная, такая привычная, произнесённая тысячи раз за годы нашего брака – стала последней каплей. Той самой, которая переполняет чашу терпения и заставляет её переливаться через край.

– Забрать твой костюм? – переспросила я тихо, но с такой интонацией, что он поднял глаза от планшета. В моём голосе смешались недоверие, обида и что-то ещё, чему я не могла дать название. – Ты изменяешь мне с какой-то офисной девицей и просишь меня забрать твой костюм из химчистки?

Его лицо застыло, словно маска, и только зрачки расширились – единственный признак шока, который он не смог скрыть. В них всего лишь на мгновение мелькнуло что-то – страх? вина? – но тут же исчезло, сменившись холодным спокойствием.

– О чём ты говоришь? – спросил он после паузы, и его голос был идеально контролируемым. Ни возмущения, ни вины. Просто недоумение, словно я сказала что-то абсурдное.