— Тебе какое дело? — бросаю я и шагаю в открывшуюся пустую кабинку лифта.

— Если ты собираешься идти против Вадима, не забудь, что у нас есть сын. Не навреди ему, пожалуйста.

— Удивительно, что мне об этом напоминаешь ты, мать года, — нажимаю кнопку первого этажа, чтобы поскорее не видеть эту дрянь. И как я мог думать, что любил ее? Зачем я упрекал Соню, что она причастна к моему разрыву с Ириной? Я такой идиот. Господи, какой я идиот. Вместо того, чтобы схватить Сонечку, забрать ее себе, убедить, что со мной ей ничего не грозит, я демонстрировал свое раненное эго и пытался самоутвердиться.

Надо было сказать Соне, что люблю ее. Чтобы даже не думала ехать домой. Я должен был сам забрать Нику. Никакая Маргарита Алексеевна, и уж тем более Ваденька, не остановили бы меня.

Пока иду до машины на парковке, успеваю себя облить всеми возможными эпитетами. Жаль, что это не помогает.

Уже в салоне авто прожигаю взглядом здание бизнес-центра. Я уничтожу Макарского. Заставлю ублюдка ходить с протянутой рукой по Москве. Я знаю, что это в моих силах. Война, значит, война. Не я ее начал. И с Ириной надо вопрос решить. О сыне заговорила сразу после обжиманий с Вадимом. Горю от гнева.

Достаю телефон из кармана джинсов и открываю раздел “избранное” в списке контактов. Более того, этот человек отмечен у меня еще и на “экстренный случай”. Нажимаю на имя и звоню. Идут длинные гудки. Жду ответа. Вряд ли он спит в понедельник до трех часов дня.

— Ясный? Ты живой после субботы? — ржет в трубку Красин. И хотя мне горестно на душе и хочется рвать и метать, но от голоса этого придурка мне становится как-то теплее и спокойнее. Я знаю, что он поможет мне.

— К сожалению, — ворчу в телефон, но улыбаюсь. — Помнишь, мы с тобой разговаривали насчет Макарского?

— Еще ни разу не бухал до потери памяти, — смеется, а я закатываю глаза. Вроде человек высокую должность занимает. В костюмчиках должен на “Бентли” ездить, а разгильдяй самый натуральный. Но не бестолочь. Скорее, машина для уничтожения противников.

— Твое предложение еще в силе? — спрашиваю, в надежде, что тот наш диалог не был шутливой формой поддержки.

— Конечно. Ясный, ты же знаешь, что я слов на ветер не бросаю. Я вообще мало говорю. У нас на разговоры Савин есть.

— О! Позвони ему. Мне очень нужна ваша помощь.

— Ты задолбал уже. Выкладывай, что случилось, — рычит на меня, а я слышу, как он уже идет куда-то.

— Сонечка пропала, — сиплю, а не говорю. Задыхаюсь. Все сжимает внутри. Не могу. Я уже не представляю себе, как жить без нее. Я же… мы же так мало времени были вместе. А я так хочу ее в своей жизни. Хочу состариться с ней рядом. Хочу любить ее. Сделать ее счастливой. Чтобы она ничего больше не боялась. А с каждой секундой я все больше упускаю этот шанс.

— Ты там плачешь, что ли? — Краса охреневает. Я тоже.

— Если скажешь кому-то, я тебя убью, — рычу на друга.

— Так, куда мне ехать? — слышу в динамике как заводит мотор.

— Давай к себе. И Савина прихвати.

Отключаю вызов. Бросаю телефон на сиденье между ног и вытираю лицо. Че-т я расклеился совсем. Но вот прям не могу. Представляю, что эта мразь может с ней сделать, и все органы узелком сворачиваются. И дядя Паша узнал, что менты не получали заявление о пропаже женщины и ребенка. Макарский ее не ищет. Значит, он в курсе, где она. Но он не скажет. Я бы, конечно, с удовольствием попробовал средневековые пытки, но только меня точно посадят потом. И даже Краса не поможет.

22. 21. Ян

Мои друзья не только веселиться умеют. Они вообще ребята серьезные. Это не те, про которых говорят — приятели или с одной тусовки. Не в моем случае.