От её фразы, сказанной нараспев и в рифму я даже вздрогнула. Нутро усиленно запротестовало, а разум хладнокровно кивнул.

– Кто автор? – уточнила, пытаясь разбавить неловкий момент.

– Жизнь, доча, жизнь… – мама грустно рассмеялась и, встав, молча вышла из кухни.

Я не окликнула и следом не пошла. Ещё с малых лет прекрасно знала, что мама не любит, когда кто-то видит её слезы. Особенно её дети… Воспитывала она нас одна, помогала лишь бабушка, отец же, имея приличный доход, открестился копеечными алиментами, не особо переживая, что нам может чего-то не хватать.

Мама не просила, она делала. Работала, подрабатывала и отдавала нам всё что могла, пожертвовав личной жизнью. Иногда украдкой плакала, но, когда однажды мы с сестрой застали её за этим делом, мама заявила, что это всего лишь минутная слабости, которую она прогнала.

Ещё пару лет мы не знали, что слабость – это вовсе не выдуманный сказочный герой, а состояние затюканной жизнью женщины, не желающей демонстрировать своим детям слёзы и слабость.

Вернулась мама через пять минут, вполне бодрая и весёлая, да ещё и с какой-то коробочкой в руках. Подойдя ближе, торжественно поставила её передо мной, ожидая последующей реакции.

Узнав в загадочной коробочке старинную бабушкину шкатулку, я восторженно ахнула. Шкатулка, к которой нам с сестрой запрещено было даже касаться, но которая манила своими тайнами с самого детства.

Провела пальцами по замысловатой резьбе на потёртом дереве и, улыбнувшись, вскинула на маму, удивлённый взгляд.

– Мам, что это? – уточнила таинственным полушёпотом, а она, хмыкнув, подмигнула.

– Это вполне реальное решение ваших с Максимом разногласий. И даже квартиру продавать не придётся…

Ариша

– Ваша бабушка была очень талантливой актрисой, – садясь рядом и открывая заветную шкатулку, начала рассказывать мама.

– Мам, ты шутишь? – я хихикнула, но лишь взглянув на содержимое, ахнула и округлила глаза: – Это что? Бриллианты?

– Да, и не только, – отозвалась мама и, вытаскивая по одному, начала выкладывать украшения на бархатную салфетку, предварительно расстеленную на столе.

Это был комплект. Массивные серьги в виде замысловатого цветка с ярко-синим камнем по центру, россыпью сияющих по краям и тяжёлой каплей насыщенно зелёного. Такой же формы кольцо, где зелёные камни обнимали идентичный цветок, имитируя листики. И колье… Даже прикоснуться побоялась. Колье, полностью состоящее из таких же бутонов, переливалось и сияло, буквально ослепляя.

– Откуда мам? – пролепетала задушено и, заметив в шкатулке ещё несколько массивных колец, подвесок и браслетов, нервно хохотнула: – Да тут на две квартиры хватит.

– Я же говорю, бабушка была актрисой, – с улыбкой напомнила мама и, достав ещё один перстень, показала мне и спросила: – Помнишь?

– Да, его бабушка носила до самой… – голос дрогнул. Я взяла из маминых рук кольцо и, посмотрев ей в глаза, тихо попросила: – Расскажешь?

– Во времена маминой молодости люди предпочитали театр, – со дна шкатулки мама выудила небольшой конверт и, вытащив из него несколько старых фотографий, передала мне, продолжая рассказ: – Бабушка была очень востребованной актрисой, часто получала ведущие роли и не на все из них соглашалась.

– Ух ты, – восхитилась я полушёпотом, узнав на снимках до боли знакомые, но только совсем юные черты.

Аристократичная поза, томный взгляд из-под веера шикарных ресниц, мягкая улыбка, – бабушка была великолепна в своей утончённой женственности. Чёрно-белые снимки не могли передать всех деталей, но от них чувствовалась особая энергетика.