— Очень, — отвечает, кивнув.

— А мне ещё жёлтое нравится, — произносит и, схватив с кровати жёлтое платьице, протягивает мне, намекая, чтобы я её одела.

Выполняю, чувствуя, как мужчина устраивается рядом со мной, готовясь к очередному дефиле. А у меня руки заметно начинают подрагивать, и собачка молнии ускользает из пальцев. Глубоко вдыхаю и наконец тяну её вниз, освобождая ребёнка от одного платья и помогая надеть другое.

Чёрт бы тебя побрал, Макар!

Что со мной такое? Один раз прикоснулся, а я уже нормально сидеть рядом с ним не могу. Промежность покалывает, будто он именно сейчас орудует пальцами там. Сердце так бешено бьётся, что, кажется, его слышно на весь дом.

— Всё в порядке? — раздаётся шёпот у уха, и я вообще плыву от его хриплого голоса.

— В п-полном, — отвечаю, но уверенностью в тоне и не пахнет.

Мы сидим вдвоём на кровати Мариши и наблюдаем модный показ в её исполнении. Сидим мы, к слову, слишком близко — наши бёдра и плечи почти касаются друг друга, от чего меня берёт озноб.

Плохо дело! Не нравится мне вся эта реакция на него, чувствую себя пятнадцатилетней девочкой, которой понравившийся парень предложил пойти с ним на свидание. Надо срочно взять себя в руки, уж что-что, а моего внимания он точно не заслуживает. Собственно, и подобной реакции с моей стороны он не достоин. Хотя бы по той простой причине, что он обливает меня помоями при любом удобном случае.

— В каком часу концерт? — спрашивает, и висок опаляет горячим дыханием.

— В двенадцать, — отвечаю, повернувшись лицом к нему.

В нос моментально проникает запах женских духов, и меня будто ледяной водой обливают. В груди что-то больно царапает, дыхание сбивается, а на языке вертятся не самые приличные слова. Конечно, я молчу, потому что не имею никакого права что-либо предъявлять. Однако, по непонятной мне причине, очень хочется спросить, какого чёрта от него несёт женскими духами.

— Чёрт! — ругается себе под нос.

— Что, по плану свидание? — всё же срывается с языка, который я тут же прикусываю.

— Не понял? — наклоняет голову и вопросительно смотрит на меня.

— Ничего, — бурчу и отворачиваюсь.

— Будьте добры, всё же повторить, — голос вроде ровный, но пугающий.

— Нечего, — так же сухо, мысленно влепляя себе подзатыльник.

Нет, ну что за длинный язык, ещё не хватало, чтобы он понял, что я его ревную.

Так, стоп, что? Марина, головой двинулась, какая ревность? Что за бред ты несёшь?

Резко встаю с кровати и подхожу к ребёнку, который крутится по комнате, не переставая.

— Мариша, давай платье снимем, чтобы не помять его, — обращаюсь к девочке, и она кивает с деловым видом.

— Можно мы здесь его оставим? — спрашивает, указав на кресло в углу комнаты.

— Конечно, — улыбаюсь и помогаю снять платье, после чего вешаю его на спинку кресла.

— Стих не забудешь? — интересуется Макар у дочери.

— Папа, у меня хорошая память, — смотрит на него так, будто он глупость сморозил.

— А где мой обещанный стих? — чуть склонив голову, он улыбается дочери.

Вспоминаю, что мы как-то учили с ней маленький стишок, пока ожидали его величество.

— Я… — девочка тушуется и заметно расстраивается. — Я не помню, — произносит с обидой и поднимает глаза на меня.

— Ничего ты не забыла, — спешу успокоить её и опускаюсь на корточки. — Давай вместе, — говорю, приобняв ребёнка. — Папа, ты самый хорош…

— Хороший, — восклицает громко.

Папа, ты самый хороший на свете,

Лучший отец на огромной планете!

Тобой восхищаюсь, тобою горжусь,

Я крепко за руку родную держусь!

Выпаливает быстро и на одном дыхании, будто боится, что снова забудет.