Она поворачивается к нему и растягивает в улыбке пухлые губы.

— Ох, Серёженька, как я тебя понимаю.

— Мать совсем… — он замолкает, силясь подобрать подходящее слово.

Он слишком привык к осторожности. К тому, что в их доме всегда отыщутся невидимые глаза и уши.

— …не умеет сдерживать свои порывы.

Она усмехается — понимающе.

— Поражаюсь твоей стойкости. Я от своих родителей сбежала в пятнадцать, — она задумчиво улыбается, видимо, припоминая. — Мать умоляла вернуться. А отец… ну, ты и сам его знаешь. В семейной жизни он такой же, как и в делах. Даже если бы я поддалась на уговоры матери, он бы меня обратно не принял. Уходя — уходи. Но на счёт деньги исправно переводил. Чтобы я имя семьи не позорила, не иначе.

Она рассмеялась — едва слышно, почти печально.

И он хорошо её понимал. Одного поля ягоды.

— Родственники, — проворчал Сергей и, не удержавшись, провёл указательным пальцем вдоль её обнажённой спины. — Им бы всё и всегда контролировать.

— Ты можешь их в этом винить? — она пожала точёным плечом, перевернулась на спину и устремила взгляд в потолок. — Больше деньги — большие проблемы. Нам, Серёженька, повезло родиться в тех семьях, которые не могут позволить себе жить совершенно свободно.

Сергей поморщился. Его всегда бесил это совершенно необязательный фатализм. Как тогда наслаждаться всеми привилегиями, которые дарила им жизнь, если вместе с ними идёт целая охапка запретов?

— Повезло?

Она покачала головой.

— Ты понимаешь, о чём я говорю. А я понимаю, как тебя такое положение дел раздражает.

— Я никогда не стремился служить своей дражайшей родне. Ни ей, ни её интересам.

— А как тогда называется то, в чём ты участвуешь прямо сейчас? — в украшенных хищными стрелками светлых глазах мелькнуло нечто почти агрессивное.

Пыталась уличить его в лицемерии?

— Что ты имеешь в виду?

Она опять усмехнулась, и теперь в усмешке действительно слышалась горечь:

— Не притворяйся, что не понимаешь. Ты исправно платишь по счетам, только бы избежать даже тени скандала. Будто мы в позапрошлом веке живём. И в итоге… живёшь с нелюбимой женой. Растишь нелюбимого сына…

Он убрал руку с нагревшегося от его прикосновения шёлкового бедра.

— Чушь. Ты не знаешь, о чём говоришь.

— Серёж, это же чистое отрицание!

Ему казалось, она вот-вот рассмеётся. Это злило.

— Я женился на ней по любви. У нас с Софией всё было серьёзно. И Мишка… он мой сын.

— Я это знаю, — кошачьи глаза мягко сверкнули. — И знаю, что вам с ним нелегко.

— Не смей, — в его голосе зазвучало нешуточное предупреждение. — Не смей говорить о моём сыне хоть что-нибудь, о чём пожалеешь!

— Ох, — она медленно выдохнула и сдула светлую прядь, упавшую на лицо. — Замолкаю, любимый. И не вздумай на меня злиться. Но об этом знает весь дом…

— И из дома это знание никуда и никогда не попадёт, — прорычал он, ухватив её за локоны и осторожно, но крепко сжав их в своём кулаке. — Ты меня поняла?

В её глазах не было даже намёка на испуг. Она любила подобные игры.

— Я же не самоубийца, — промурлыкала она и мягко высвободила волосы из его хватки. — И именно поэтому…

Внезапно перевернувшись, соскочила с постели и принялась одеваться.

— …именно поэтому мне пора.

— Уже?

Он испытал настоящую досаду.

Они слишком много времени потратили на болтовню. Стоило провести его с куда большей пользой.

— Уже, — вздохнула она и усмехнулась, застёгивая свою шёлковую блузку. — Иначе как я мужу всё объясню?

13. Глава 13

— И что, на весенние праздники тоже вырваться не получится? — голос сестры в телефонной трубке заставил меня прикусить щёку.