Напряжённая. Скованная. Несвободная. Не моя.

Всё то, что обычно отталкивает меня от девушки.

А потом Полина просто положила ладошки на мою шею и посмотрела на меня.

И пиздец! Меня в миг накрыло вожделение, что я нахрен разом забыл, что меня там что-то в ней отталкивала.

Она меня осматривает, обжигая пальцами мою, казалось, слоновью кожу, а я мысленно её раздеваю. И тут главное, фейс покер удержать, иначе точно по морде прилетит. Боюсь, трахать её даже мысленно, Ромашка не позволит.

Меня, блять, сдал пульс. Я видел, как дрогнули длинные ресницы, когда её пальчики уловили этот жёсткий ритм. И ждал наезда.

А Полина обеспокоилась. Тревогой засветились её глаза, когда она, нахмурив лоб, кинулась снимать с меня майку. Странно, что после я смог ограничиться только облапыванием её бёдер. Ещё страннее, что доктор Полина ничего не заметила, продолжая пытки своими пальчиками.

Сердце моё нахрен уже зашлось бы, как уже и мозги закипали от невозможности прикоснуться, не будь оно тренированным. Ведь там в коридоре Ромашка не шутила, не набивала себе цену.

Я нутром чую, что нельзя её просто вот так взять и завалить на эту самую кушетку.

- Ромашка, твоя взяла. Убирай руки.

Она не слышит меня, и одной рукой выдёргивает фонендоскоп из уха. Вторая её ладонь по инерции остаётся на моей шее.

- Что?

- Говорю, Ромашка, твоя взяла.

Она снова недоумевает. И я срываюсь.

Стараясь не сделать больно, сжимаю её руку и не отпуская тонких пальцев, легонько дергаю на себя.

Глаза Ромашки совсем распахиваются, убивая своей чистотой, а мягкие губы слегка приоткрываются, чтобы, наверное, возразить.

Только уже похрен. Я не выдержал бой, слил его, но награду всё равно получу.

Как умирающий, впиваюсь в её губы. Этот рот как грех. Ванильный сладкий грех.

Полина не сопротивляется, а просто офигивает от моей прыти с дуростью напополам. Моя правая рука пока на болевом от травмы тормозе, поэтому активничаю только левой – обхватываю тонкую талию и влепляю в себя её маленькую в сравнении со мной фигурку. И это кайф. Чистый.

И я бы хрен прервал этот полёт, но доктор Полина очухалась и упёрлась рогом непокорности. Её ладошки звонки шлепнули меня по плечам, призывая прекратить этот райский беспредел. Я, мля, подчинился!

- Илья, Илья Сергеевич, вы совсем…

Охренел. О да! Но моя доктор только возмущённо хлопала ресницами, когда отлетела от меня к противоположной стене, и казалось, и дальше пошла бы, но сквозь стены ходить она не умеет.

- Не сдержан, – любезно подсказываю правильный литературный оборот, на что она энергично кивает.

Вдоль стеночки моя добыча ползёт за свой письменный стол. Теперь Ромашка ко мне и на метр не подойдёт. Это прямым текстом горит в лазури её глаз. Вот прямо бегущая неоновым информационная строка.

Обломись, Большой пёс, а не для тебя эта ягодка росла.

- Но тебе понравилось, – с удовольствием подвожу итог, и не дав возмущению Полины выйти наружу, продолжаю. – А теперь поговорим о моём диагнозе. У нас десять минут до моей следующей тренировки. Вопросы?

О! У неё много вопросов, но больше насчёт качества моего мозга и воспитания.

Делаю вид, что раз вопросов нет, то я ухожу. Тянусь к наушникам, вставая с кушетки.

- Илья, как произошла травма?

Снова смотрю на девушку. Взгляд у нее ещё до сих пор растерянный, но в остальном сама собранность и профессионализм. Сажусь обратно.

- В последней битве провел «удушающий», пережал.

Красивые брови хмурятся, и я понимаю, что она не догоняет о чём я толкую.

‐ Показать?

- Было бы замечательно.

Замечательно, это когда целуешь эти припухшие губы. Поднимаюсь с кушетки, стараясь успокоиться и думать мозгом, а не его продолжением.