Свою фату на верхней полке в гардеробной вместе с платьем я хранила все эти пятнадцать лет.
– Ты уверена, что хочешь показать ему платье до свадьбы? – Мама поправляла фату, прикрепив ее заколкой к моим волосам. – Ты же знаешь примету…
Кружась перед зеркалом, будто сумасшедшая, я счастливо рассмеялась. Платье с кружевными рукавами облегало мою тонкую талию как вторая кожа.
– Мам, ну мы же в двадцать первом веке живем. Неужели ты до сих пор веришь в приметы? И потом, Максим точно не из тех, кто сбежит.
– Сбежит, не сбежит, – тихо ворчала мама с улыбкой. – Иди уже, зятек, посмотри на свою невесту.
Невестой я была самой прекрасной. Макс и правда от меня не сбежал. В день нашей свадьбы мы оба стояли в зале для бракосочетаний и принимали самое главное решение в своей жизни. Удивительно, но у него тогда дико тряслись руки, отчего подпись в свидетельстве о браке получилась корявой.
Но еще до того, как нам вручили первый общий документ, эффектная дама говорила длинную речь. На ее слова о болезни и здравии мой будущий муж ответил шепотом и так, чтобы его услышала только я.
Он сказал, что никогда меня не оставит.
Из ЗАГСа Макс выносил меня на руках. Пережив фотосессию в специально отведенной для этого комнате, мы были готовы на счастье получить в лоб рисом и монетками.
Впрочем, нашлись и те, кто бросал в нас лепестки роз. Спустившись по ступеням вниз, мой тогда уже муж закружил меня под ликование родственников и друзей и с улыбкой прошептал мне прямо в губы:
– Я буду любить тебя, даже когда мы станем двумя старыми пеньками. И знаешь, наши корни точно будут сросшимися.
Более романтичного признания в любви я больше от него не слышала никогда.
– Остановите здесь, – попросила я, заприметив центральную арку городского парка.
Оставив водителю щедрую оплату (кажется, сгребла всю наличку, что еще оставалась в кошельке), я вышла на пустынную аллею. Здесь, под этими старыми дубами, мы гуляли с коляской, когда Кате было три месяца. Максим тогда боялся даже прикоснуться к крошечной дочери – такой хрупкой и маленькой. Когда я впервые взяла ее на руки в роддоме, мне казалось, что она может сломаться от одного моего неловкого движения.
– Ты представляешь, – говорил Макс, осторожно проводя пальцем по щеке спящей Кати, – мы теперь навсегда связаны. Ты, я и эта малышка. Никто и ничто нас не разлучит.
Я шла по мокрым дорожкам аллей, не замечая, как холодная вода просачивается сквозь тонкую подошву туфель. Где-то впереди громко смеялись.
Увидев невдалеке молодую пару – ему на вид было лет двадцать пять, ей, наверное, двадцать, – я остановилась. Они кружились под фонарем, будто безумные, брызги от лужи летели во все стороны.
Вскинув руки, девушка так задорно хохотала. Ее вьющиеся рыжие волосы рассыпались по плечам водопадом. Но в один миг они остановились, парень подхватил ее за талию и осторожно поцеловал прямо в губы. Они замерли в этом поцелуе, не замечая ни дождя, ни прохожих, ни времени.
Идти вперед и дальше не получалось. Я будто наткнулась на невидимую стену, преодолеть которую не могла. А мы ведь тоже когда-то так гуляли. И тоже целовались на улице прямо у всех на глазах. Петляли по паркам и аллеям, занимали лавочки под фонарями.
Однажды Макс даже снял с себя джинсовку и расстелил на мокрой скамейке, чтобы я могла на нее сесть. Тот его жест я считала поступком благородного рыцаря.
– Когда-нибудь я построю тебе дом, – обещал он, обнимая меня за плечи, крепко прижимая к себе. – С большим садом, зеленым забором и качелями для наших детей.