Но несмотря на эту боль, я готова была отрезать полуистлевшие нити прошлого и начать новую жизнь.

Жизнь без измен, лжецов и предателей.

12. Глава 11 Когда жизнь превращается в ад.

Алексей

Со дня нашей несостоявшейся с Ритой свадьбы моя жизнь покатилась под откос. Я чуть не сошел с ума, когда узнал, что любимая попала в аварию и находится на операционном столе.

Наверное, и правда бы спятил, если бы Ритки не стало. Или сел бы в машину и врезался бы в ближайшую бетонную опору.

Потому что просто не смог бы жить, зная, что любимая погибла по моей вине.

Но моя девочка выкарабкалась. Я с трудом просочился в палату и выдохнул с облегчением, когда она распахнула свои серебристые глаза.

На мгновение растерялся, потому что Ритка ничего не помнила. Она так доверчиво потянулась ко мне, смотрела с такой любовью.

А я почувствовал себя конченной сволочью. Потому что питался этими ее эмоциями и втайне желал, чтобы она никогда не вспомнила того, что случилось в ЗАГСе.

Ненавидел сам себя, понимал, что это не только паскудно, но еще и глупо. Рано или поздно Рита и так все узнает. Родители просветят, в конце концов.

Понимал, но ничего не мог с собой поделать. Вот и наслаждался последними всплесками ее любви.

Которые догорели уже спустя минуту. Я потянулся к ее губам, а Риту буквально перекосило. На любимом лице отразился весь спектр эмоций: неверие, шок, боль, обида. И отвращение.

И это все было хуже ударов лицо. Хуже ножевых ударов в живот. Она будто вскрывала меня заживо своими вопросами и упреками.

А мне даже оправдаться было нечем. Виновен по всем пунктам. Но тем не менее я все еще на что-то надеялся, пытался объясниться, заставить выслушать.

Но тут пришла несостоявшаяся тёща и испортила и без того патовую ситуацию. Новость о ребёнке Ритку просто добила. Она сразу потускнела вся, глаза погасли.

Начала кричать страшные вещи, плакать. А потом её папаша просто выволок меня из больницы, заявив, что башку оторвет, если увидит рядом с палатой дочери.

Но я не сдался, нет. Я изо дня в день пытался пробиться к Ритке, но Полянский выставил в больнице такой кордон, будто там ожидали убийцу.

Хотя я и есть убийца, наверное. Я убил наши отношение, Ритино доверие ко мне. Уничтожил все светлое, что у нас было.

Хотя и не хотел. Пусть меня поразит молния, если я вру…

Я метался из угла в угол, метался как зверь в клетке, но смягчить сердце любимой так и не смог. Я передавал ей записки через одну из медсестёр. Надеялся, что она их прочитает и вытащит меня из черного списка.

Но ответом мне был полный игнор.

Зато товарищ полковник времени даром не терял. Он начал прессинговать моего отца, чтобы тот держал меня подальше от Ритки.

Отец устроил мне скандал, когда почуял, что у него мандат из рук уплывает. Требовал с пеной у рта, чтобы я забыл о дочери Полянского.

А мне было горько и тошно от того, что родному отцу депутатское кресло дороже счастья единственного сына.

И да, я отступил. Но не из-за требований отца. А из-за того, то медсестра сказала, что своими записками я врежу пациентке, что ей нельзя нервничать, а после моих записок Риту накачивают успокоительными. А это очень бьет по организму.

Поэтому я стиснул зубы и прекратил пытаться связаться с ней. Лишь узнавал о ее состоянии через медсестру. На выписку тоже не приехал, решил не накалять ситуацию и не доводить дело до драки с полковником и его людьми.

Остыть надо было всем: и Рите, и ее родителям. А мне нужно было поймать Сабину на вранье.

Вот я и решил, что сначала получу анализы теста ДНК, которые докажут, что ребёнок не мой, вышвырну Смолову из своей жизни и только тогда пойду к Ритке.