Вон филомела горлышко полощет
в сирени за штакетником моим.
И не в сирени даже, а в синели,
лиющей благовонья в чуткий нос.
Гораздо все сложней на самом деле.
Утих совхоз. Пропел электровоз
на Шиферной – томительно и странно,
как бы прощаясь навсегда. Поверь,
все замерло во мгле благоуханной,
уже не вспыхнет огнь, не скрыпнет дверь.
И может, радость наша недалече
и бродит одиноко меж теней.
На самом деле все гораздо легче,
короче вздоха, воздуха нежней!
А там вдали химкомбинат известный
дымит каким-то ядом в три трубы.
Он страшен и красив во мгле окрестной,
но тоже общей не уйдет судьбы,
как ты да я. И так же славит Бога
лягушек хор в темнеющем пруду.
Не много ль это все? Не слишком ль много
в конце концов имеется в виду?
Неверно все. Да я и сам неверен.
То так, то этак, то вообще никак.
Все зыблется. Но вот что характерно —
и зверь, и злак, и человечек всяк
являлся загадкой и симво́лом,
на самом деле дышит и живет,
как исступленно просится на волю,
как лезет в душу и к окошку льнет!
Как пахнет! Как шумит! И как мозолит
глаза! Как осязается перстом,
попавшим в небо! Вон он, дядя Коля,
а вон Трофим Егорович с ведром!
А вон – звезда! А вон – зарей вечерней
зажжен парник!.. Земля еще тепла.
Но зыблется уже во мгле неверной,
над гладью вод колышется ветла.
На самом деле простота чревата,
а сложность беззащитна и чиста,
и на закате дым химкомбината
подскажет нам, что значит Красота.
Неверно все. Красиво все. Похвально
почти что все. Усталая душа
сачкует безнадежно и нахально,
шалеет и смакует не спеша.
Мерцающей уже покрыты пленкой
растений нежных грядки до утра.
И мышья беготня за стенкой тонкой.
И ветра гул. И пенье комара.
Зажжем же свет. Водой холодной тело
гудящее обмоем кое-как…
Но так ли это все на самом деле?
И что же все же делать, если так?
7
Чуть правее луны загорелась звезда.
Чуть правее и выше луны.
Грузовик прогудел посреди тишины
И пропал в тишине навсегда.
И в чешуйках пруда
Раздробилась звезда.
И ничто не умрет никогда.
То ли Фет, то ли Блок, то ль Исаев Егор —
Просто ночь над деревней стоит.
Просто ветер тихонько листы шевелит.
Просто так. Так о чем говорить?
И с каких это пор
Этот лепет и вздор
Увлажняют насмешливый взор?
Что ты, сердце? – Да так как-то все, ничего.
Ничего, так не надо щемить!
Но, как в юности ранней вопрос половой,
Что-то важное надо решить.
То ли все позабыть,
То ли все сохранить,
Не пролить, не отдать ничего!
То ль куда-то идти, то ль остаться навек,
То ли лопнуть от счастья и слез,
Петь, что вижу, как из анекдота чучмек,
Нюхать ветер ночной во весь нос!
И всего-то нужны
Две на палке струны.
Сформулируй же точно вопрос!
Скажем так – почему это все? Почему
Это все? Ну за что же? Зачем?
Есть ли Бог? Да не в этом ведь дело совсем!
Он-то есть, но, видать по всему,
Он не то чтобы нем,
Он доступен не всем,
Я его никогда не пойму.
Просто ивы красивы, и тополь высок,
Высотою почти до звезды.
Просто пахнут и пахнут ночные цветы,
Просто жизнь продолжается впрок.
Просто дал я зарок
Пред лицом пустоты…
Дайте срок, только дайте мне срок.
8
Ты пробуждаешься, о Байя, из гробницы
При появлении Аврориных лучей,
Но не отдаст тебе багряная денница
Сияния протекших дней…
Батюшков
Словно маньяк с косой неумолимой,
Проходит время. Шелестят года.
Казалось бы – любовь не струйка дыма,
Но и она проходит навсегда!
Из жареной курятины когда-то
Любил я ножки, ножки лишь одне!
И что ж? Промчались годы без возврата,
И ножки эти безразличны мне.
Я мясо белое теперь люблю… Абрамыч,
Увы, был прав: всевидящей судьбе
Смешны обеты смертных и программы,
Увы, не властны мы в самих себе!
Опять-таки портвейн! Иль, скажем, пиво!