Круг, словно реагируя на мои мысли, снова повернулся. Дорожка стала недосягаемой. И что теперь? Соскочить просто на лужайку? Все-таки, эта хрень под ногами читает мысли – то ли Круг уменьшился, то ли лужайка отпрянула, но перескочить через возникший между Кругом и лужайкой зазор метра два шириной мне явно не по силам.

Что делать?! Что, твою мать, делать?!

– Была, не была!!! – кинулся прямо навстречу желто-зеленому, лоб в лоб, как идущий на таран, словно Борис Ковзан.

Удар и странное ощущение, будто плюхнулся в неглубокий прогретый июльским Солнцем пруд. Перед глазами поплыла радужная пленка, а когда зрение прояснилось… Я стоял в каком-то тускло освещенном чахлыми лампочками подвале с белеными стенами. На меня смотрел сырым мясом лица мальчик с содранной кожей.

– Долго, – недовольно пробурчал он, брызнув красно-белой сукровицей, – опаздываешь.

– Ты кто?

– Короткая у тебя память… или совесть мешает вспомнить?

– Какая совесть, какая память?

– Оставил меня ждать, а сам…

– Коля?!

– Для папы с мамой я был Коля, а для тебя оказался входным билетом в город.

– Они тебя?..

– Говорю же, входной билет, который не жалко надорвать и выбросить. Ладно, пошли, – повернулся и пошел.

Я невольно зашагал следом, глядя в окровавленный затылок. За крашеной в зеленый цвет железной дверью обнаружился выход на кольцевую галерею, охватывающую Круг.

– Смотри, – Коля показал на снующие по Кругу трамваи. – Сейчас Круг думает, кто ты и что ты.

– Как он может думать?

– Видишь вон те дырки в стенах? Потоки воздуха от трамваев попадают в них и по разным трубам идут в разные элементы. Если повезет, тебя признают достойным стать жителем города; если нет – части твоего разрезанного трамваями тела раскидают за границей города, другим в назидание.

– Аналоговая пневматическая вычислительная машина! – осенило меня.

– Точно, машина от воздуха и она решает.

– Читал про такие системы в старину. Но как трамваи проходят сквозь друг друга?

– Я откуда знаю? Я же не учитель физики.

– Почему меня не задавило?

– Ты про квантовую физику слышал?

– Я инженер.

– Тогда должен понять: сейчас ты, как кот Шредингера, завис между жизнью и смертью: и не жив, и не мертв. И только от трамваев зависит, какое состояние станет определенным…

– Получается, все жители прошли через это?

– Из вновь прибывших – да. А те, кто были старожилами, – Коля пожал плечами, – кто же их знает?

– Но ведь судьба кота Шредингера определяется случайным образом!

– Тогда стой молча и молись, чтобы случайность была на твоей стороне.

– Откуда ты все это знаешь?

– Когда из меня делали входной билет для тебя… много порассказали.

– Прости…

– В город нельзя войти без билета…

– Почему?

– Трамваи своим движением создают особую структуру пространства-времени. Если бы они вдруг остановились, то весь этот кусок реальности просто бы исчез. А так они тактом движения задают частоту системы, вектором движения – общий вектор. Трамвай здесь одновременно ножницы, перекраивающие ткань пространства-времени и иголка с ниткой, сшивающая разрезанную ткань. Они ездят, создавая священный союз физики и биологии, разрезая-сшивая, закручивая, как в вихре, и получается многослойность, вроде, как листья на капустном кочане, а внутри локальное пространство, с соответствующим образом искривленными границами. Без трамваев в этот «кочан» попасть уже невозможно. Понял?

– Не совсем.

– Еще бы ты сходу понял. Тут не всякий математический физик просто так, на пальцах, разберется. Даже Эйнштейн не въехал в структуру и содержание этого пространства, не расшифровал комплект скалярных потенциалов.