И тут, как только перевалило за полдень, грохнуло.

Всё, что копилось долгие холодные месяцы, оторвалось, поехало, понеслось вниз, снося всё на своём пути. Кругом грохотало, как на войне; одна лавина цепляла другую, и все вместе рождали неимоверных размеров катаклизм.

Ухнуло что-то и в Рицу – волна дзинькнула в окна избы, стоявшей выше воды метров на десять.

Земля дрожала, точно от землетрясения. Влад с нехорошим блеском в глазах стоял в дверном проёме и держался за косяк. Изба стонала, вздрагивала, но держалась.

* * *

Огромный грязно-белый язык съехал в воду, отступившую от берега метров на сто, прямо по центру Гагры. Слизав несколько гостиниц, центральную столовую, почтамп и станцию монорельса. Жертв не было – народ держали в Пицунде.

Синицыны видели лавину во всей её катастрофической красоте прямо с пляжа. Как и сотни других отдыхающих. Под испуганные крики и витиеватые матюки огромные массы снега, сшибаясь друг с другом, выехали к морю.

Народ запаниковал, кинулся в порт. В сторону Адлера в монорельсе теперь зияла дыра, а на восток никто и смотреть не хотел – горы там были ещё выше.

Но в порту пыхтел лишь чахлый и древний трамвайчик. Капитан от греха отвёл его подальше от берега, как только стало отступать море, и сейчас не приближался, дабы не создавать давки. Народ побушевал, но быстро притомившись, поплёлся назад, на берег.

К вечеру потянуло свежим ветерком, а небо выстлалось белыми перьями.

Дугин, как только всё отгромыхало, кинулся на лыжах наверх.

Снесло половину подъёмников, несколько корпусов «Московской», повалило деревья. Ландшафт кругом изменился до неузнаваемости. Дугин покачал головой, понимая, что если чего и городить, то возводить почти всё заново. А внутри нарастало тёмное торжество. Совершенно подлое, ненужное торжество. Дугин давил на корню, но оно распирало и неудержимо рвалось наружу.

– Я тебя породил, я тебя и убью…

* * *

Редкие снежинки, криво порхая, падали на гальку. Они не таяли и постепенно убеляли опустевшие пляжи.

– Народ надо как-то вывозить, – сказал Дугин, пиная ботинком камешек.

– Вывозим потихоньку… На трамвайчике в Адлер, там поезд ходит пока, – уныло кивал Горгадзе.

Весь он был расхристан, всклокочен, глаза запали, лысина поблёкла.

– Ну, поработает ещё. Наверное.

– Да… Говорят, в Ростове замело всё, уже и не расчистить, – дёрнул плечом директор. – Влад, может, останешься? – поднял он на Дугина покрасневшие глаза.

Тот покачал головой и похлопал Горгадзе по плечу. Потом махнул рукавицей и пошёл к экраноплану. Горгадзе с кислой улыбкой качнул квёлой рукой в ответ.

– Стойте!

Директор и Дугин обернулись. К набережной бежала Лидия Петровна. А за ней, неуклюже перебирая длинными ногами, спешил Анатолий.

* * *

Шагая по жёсткому насту и застругам, Влад подошёл к Плотине.

Заснеженная громадина угадывалась под торосами, вечными льдами и переметённым снегом. Воздух звенел от мороза и солнца; полярный день горел стылым огнём.

– Всё время теперь тут, что ли, штиль? – удивился Дугин, вдыхая ядрёный в своей прозрачности воздух.

Сзади заскрипело. Укутанная в толстенный комбинезон, в меховой шапке и унтах, из «Смерча» вылезла Лида. Глаза её сверкали, на лице дрожала робкая улыбка. Следом за ней плёлся вялый Анатолий.

– Жалеешь, Толик? – усмехнулся Дугин.

Анатолий вздрогнул от его голоса, дёрнулся всем телом и, зацепившись за ледяную корку, неуклюже повалился в снег.

– Вот чёрт… – пробурчал он в отчаянии, стоя на четвереньках.

Лида кинулась его поднимать.

– Влад, а вы точно сможете? – спросила она Дугина, помогая мужу.