Он разорвал обертку, и там оказались какие-то странные палки и дюжина тяжелых мячей. Ричард непонимающе вертел их в руках, вопросительно глядя на отца.

– Это палки и мячи для поло, – ответил на его невысказанный вопрос тот. – Ты видел когда-нибудь, как в него играют, Ричард?

Мой кузен покачал головой.

– О, это замечательная игра для хорошего наездника и чертовски опасная для неважного! Мы наймем пару лошадей, пока не купим что-нибудь подходящее для тебя, и сразимся!

Не думаю, что кто-нибудь, кроме меня, заметил внезапную бледность Ричарда. Глаза дяди Джона сверкали, когда он объяснял Ричарду правила игры, в это время Страйд уже водрузил на стол фрукты, десерт и портер. Мама тихо улыбнулась, подала мне знак, и мы вышли.

Мама сразу направилась к зеркалу над камином и стала поправлять волосы, улыбаясь своему отражению. Это были первые следы тщеславия, которые я заметила в ней, и я тихонько улыбнулась. В зеркале, освещенном лучшими восковыми свечами из Хаверинг-холла, отражалось очаровательное, сияющее счастьем лицо. Радость от приезда дяди Джона разгладила морщинки на ее лбу и вокруг глаз, и только серебряные нити в волосах выдавали ее возраст. Она увидела, что я наблюдаю за ней, и, смущенно покраснев, отвела взгляд.

– Я так рада, что они наконец заговорили о лошадях, – сказала мама. – Я боялась, что они не найдут общего языка. Так хотелось бы, чтобы они стали друзьями.

Я кивнула и подошла к окну. Раздвинув тяжелые занавеси, я взглянула на залитую загадочным лунным светом дорогу, на темный лес. Ветер завывал над деревьями, словно плакал о жизни, прошедшей зря.

Я замерла, прижавшись лицом к холодному стеклу. Я чувствовала, что дядя Джон рассказал нам не всю правду. Беатрис прекрасно знала – я поняла это из своего сна – человека, приведшего сюда толпу с факелами. Они пришли из Экра, и она заслужила их гнев.

Но мне также было известно, что теперь их ненависть к Холлу угасла. Они забыли то время, когда тень Беатрис, упавшая на человека, означала смерть и когда все молодые люди боялись ее. Они помнили только улыбающуюся девочку, благословившую их поля и луга. И, глядя в залитый лунным светом сад, я мечтала быть той девочкой. Всем сердцем я стремилась вернуть Экр к жизни и сделать землю плодородной. В этот вечер я впервые хотела стать избранным ребенком.

Когда дверь отворилась и вошли дядя Джон и Ричард, я даже вздрогнула от неожиданности. Ричард вопросительно поднял бровь и выглянул в окно. Но он ничего там не увидел.

Мы поздно пошли спать в тот вечер. И мне не снились ни Холл, ни бунтовщики, крадущиеся в темноте к поместью. Я видела во сне новые наряды и бальный зал. Я была обычной девочкой, которая становится молодой леди.

Жизнь с дядей Джоном оказалась далеко не сплошным праздником, что мы с Ричардом и обнаружили в ближайшие же несколько дней. Он вызвал нас обоих в гостиную и устроил нам небольшой экзамен, чтобы выяснить наши знания. Когда я хвастливо сообщила, что выучила латынь и греческий из-за плеча Ричарда, то тут же, к своему огорчению, получила две страницы перевода. В своем прекрасном французском я была совершенно уверена, но из фраз, которыми забросал меня дядя Джон, я едва поняла одну двадцатую и с трудом, запинаясь, пролепетала ответ. Успехи бедного Ричарда были еще менее ощутимыми, и он вышел из гостиной весь красный, бормоча что-то о людях, которые вспоминают о тебе через десять лет и сразу начинают вести себя словно индийские набобы. Он тут же куда-то исчез, а я пошла с его учебниками в гостиную с чувством удовлетворенной гордости.