Он строит грустную рожицу, и я смеюсь, хоть меня и душат слезы. Затем раздается резкий стук в дверь, и мы втроем замираем. Вернулся отцовский паж. На этот раз с ним Адам.

– Ваше высочество, все собрались и ждут вас.

Адам подходит ко мне и обнимает.

– Я буду за ним присматривать, – обещает он.

– Ему так нужна помощь! А отцу не всегда хватает терпения…

– Зато мне хватает. – Из всех военных Шенбрунна один только Адам нашел время учить Фердинанда верховой езде. И это Адам купил ему первый набор кистей, чтобы он мог, как я, заниматься живописью.

Я смотрю Адаму в лицо и не понимаю, как я смогу теперь жить без него.

– Я буду очень скучать! – шепчу я.

Отцовский паж ждет в дверях. Он деликатно отвернулся. Ни для кого не секрет, что Адам меня любит, и, когда я познакомлюсь с Наполеоном, я не буду стыдливой невестой.

Паж откашливается, и я крепче прижимаюсь к Адаму.

– Пора, – отзывается Адам, и голос его мрачен.

Мария берет меня под руку, и я вдруг понимаю, что все это происходит в действительности. Мы проходим через дворцовые покои, и придворные при виде нас расступаются – так, словно это похоронная, а не свадебная процессия. Некоторые отвешивают мне низкий поклон. Они знают, какую жертву я готовлюсь принести, и понимают, что воле Наполеона можно противопоставить лишь волю Божию. Наполеон теперь правит всем западным миром, от Рима до Нидерландов, и даже церковь над ним не властна. Я выхожу замуж за человека, отлученного от церкви, за императора, который развелся с первой женой без согласия Папы. А поскольку церковь его развод не благословила, то непонятно, какую роль буду исполнять при нем я. Отец говорит, Наполеон позволил Жозефине оставить себе титул. Стало быть, мы обе будем именоваться императрицами.

Мы выходим во двор, где меня дожидается небольшая молчаливая группа людей. Помимо отца и князя Меттерниха, здесь моя сестра Мария-Каролина, которая лишена дара речи, и самая младшая из моих сестер, шестилетняя Анна, у нее в руках ее плюшевый мишка, и она плачет, уткнувшись носом в его мех. Даже младшие братья здесь. У всех, кроме князя Меттерниха, лица мрачные. Если он поедет со мной во Францию, я никогда не стану ему доверять. Может, он и не сам устраивал этот брак, но когда-нибудь, завоевав доверие Наполеона, я упомяну ему имя Меттерниха, и император мне расскажет, что советник моего отца первым предложил ему мою кандидатуру. В этом у меня сомнений нет.

– Меттерних поедет с нами, – говорит отец. Он постарел, на лице – печать тяжелой утраты. – Князь хочет дать тебе один совет.

Я вслед за Марией сажусь в королевский экипаж, и Меттерних начинает с комплимента нам обеим.

– В такие трудные дни габсбургские женщины являют собой образец стойкости!

Его обращенная ко мне улыбка остается без ответа. Карета, покачиваясь, движется вперед, а я сухо произношу:

– Мне сказали, у вас есть для меня совет. Я готова его выслушать.

Отец не корит меня за грубость.

– Я знаю, что вы несчастны, – начинает Меттерних. – Никто в этой карете – да, наверное, и во всей Австрии – не желал бы, чтобы этот брак состоялся. Но при всех страданиях, причиненных нашему королевству, император Бонапарт сделал и кое-что хорошее.

Я поднимаю брови, и, не дождавшись моего ответа, он продолжает:

– Возьмем, к примеру, «Кодекс Наполеона». Император создал для своей страны единый свод гражданских законов. До Революции, что было законным в одном городе, могло оказаться вне закона в другом. Теперь же четкий свод законов действует для всей Франции. Он основывается на кодексе Юстиниана, составленном в шестом веке.