Простите, мадам, но кто первый встал, того и тапки, – подумала я, запихивая коробку в багажную сетку над головой, а корзинку с припасами – под сидение.

– Дамы и господа, мы отправляемся! – объявил кто-то снаружи. Дверца закрылась, звякнул колокол, и дилижанс мягко тронулся.

Устало прикрыв глаза, прислонилась головой к мягкой обивке кареты, «переваривая» впечатления прошедшего дня.

Торговец тканями не только скидку хорошую на покупку сделал, но и самолично упаковал выбранные отрезы в прямоугольную корзину с крышкой. Мало того – кликнул работника и приказал немедленно доставить весь наш груз на станцию дилижансов.

– Как у вас, Иван Фёдорович, ловко получается с людьми ладить! – восхитилась я, когда мы, освободившись от большей части наличных денег и поклажи, вышли из магазина. Но увидев едва заметную улыбку спутника, догадалась: – Магия! То-то месье Дюбуа так честно отвечал на ваши вопросы.

– Да какая там магия! – отмахнулся торговый представитель. – Простенькое заклятие, помогающее людям говорить правду. Согласитесь, Мария Павловна, что с правдой жить легче.

– Кому как. Некоторые, наоборот, без лжи прожить не могут.

– А как жили вы, Мария? – простой вопрос поставил было меня в тупик – как мне знать, как жила девушка до того, как погибла, – но, к невероятному моему изумлению, тело, словно само по себе, начало рассказ, а я как бы со стороны слушаю:

– Наше родовое поместье, в котором я родилась и выросла, находится в дне пути от Саратова. Маменькино приданое, три крепких деревни да мануфактура суконная, доход приносили немалый. Папенька-то из военных был, хоть и при чинах и орденах царских, однако безземельный, так как младший сын. 

Не нищий, конечно же, но богатства большого не нажил. На балу у губернатора маменька безоглядно влюбилась в пусть и отставного, но бравого гвардейского офицера. Родители маменьки всегда и во всём ей потакали. Поэтому дед не стал ждать, когда Павел Андреевич Вежинский догадается посвататься, а сам с предложением подошел. Думал отставник недолго: девица молода, хороша собой, приданое, опять же, достойное – согласился. Одно условие от тестя было: живут молодые вместе с родителями жены. Новобрачного хозяйственной деятельности обучить надобно было, дабы на ветер приданое не пустил. Да и как вдали от кровиночки жить станут? Вместе, так вместе. Жили дружно и ладно. Правда, детками Господь молодых не пожаловал. Только я родилась… И боле никого.  

– Мария Павловна, вы так занятно рассказываете… – Иван, подыскивая слова, пальцами некую загогулину изобразил. – Отстранённо как-то. Как о чужих. Обидели вас родители сильно?

– Обидели… – неожиданно для себя хлюпнула носом. – Агафья Полонская – дочь соседей наших – замуж выходила. Намедни девичник устроили. Пригласили всех девиц приличествующего возраста в гости. Песни пели грустные, венки плели пышные, пирожками и ватрушками угощались. Ночевать всех оставили, чтобы поутру проводить подруженьку под венец. И я пела, плела, угощалась и ночевать осталась… А утром верховой прискакал с известием, что наша усадьба сгорела. Вернулась с праздника на пепелище. Верите, Иван Фёдорович, от двухэтажного дома груда камней осталась. Ни отца с матерью, ни бабушки с дедушкой… Только дядя – отца брат старший – скоренько появился. Котом ласковым завился, запричитал о сироте горькой да о крови родной. Мне тогда едва-едва шестнадцать исполнилось. Горем убитая, куда идти, что делать, не знаю. Из одежды – всё что на мне было. А дядька поёт сладко, что не оставит, что как дочь родную любить будет. Я и подписала бумагу, что согласна на опеку его.