Взгляд Велимиры подтвердил его наихудшие опасения.

– Поэтом был Иосиф Бродский, и был он на пятьдесят три года моложе художника Исаака Бродского, – пояснила она голосом училки. – И они друг другу даже не родственники, хотя у обоих в Питере есть свой музей.

Внутри себя майор Зубов дал обещание, что обязательно сходит в оба. И с чего бы вдруг у него возникло такое желание?

– А возвращаясь к Тимкову… Он тоже очень известен. Выставлялся с 1929 года. Имел персональные выставки в Ленинграде, Москве, Сан-Франциско, Нью-Йорке, Вашингтоне, Аспене. Его картины хранятся в Русском музее, Третьяковской галерее, в музеях и частных коллекциях в России и за рубежом. Дядя Борик познакомился с ним незадолго до его смерти. Тимков скончался в 1993-м, а за год до этого дядя Борик спонсировал какое-то мероприятие с его участием, они встретились, остались весьма довольны друг другом, и Николай Ефимович даже подарил ему одну из своих работ. Разумеется, дядя Борик страшно этим гордился и не расстался бы с этой картиной, даже если бы ему грозила голодная смерть.

Нет, все-таки мучащий его вопрос Зубов задаст. Не станет терпеть до завтра, даже если утром выяснится, что все вопросы не имеют смысла.

– Велимира, если Самойлов так долго отказывался продать хранящиеся у него ценности, хотя сильно бедствовал, то почему сейчас он вдруг выставил на продажу своего Малевича? И еще драгоценные камни.

– Какие драгоценные камни? – быстро спросила девушка, и эта быстрота Зубову отчего-то не понравилась. Неискренне она выглядела, фальшиво.

– Дело в том, что ваш дядя, то есть Савелий Игнатьевич Волков, выставил на «Авито» два лота. Видимо, по просьбе Самойлова. Один – это картина якобы Малевича, которую вы мне так любезно показали. А второй – два бриллианта весом в десять и сорок шесть карат, а также крупный природный изумруд. Или они принадлежали не Самойлову, а Волкову?

– Я не знаю. – Глаза у собеседницы забегали, так что теперь Зубов был практически на сто процентов уверен, что она лжет. – Я никогда не слышала ни о каких бриллиантах. Честно-честно.

Теперь Велимира смотрела ему прямо в глаза, таращилась, стараясь изобразить безмятежный взгляд, вот только Алексей заметил, как она скрестила пальцы на правой руке и быстро-быстро спрятала ее за спину. Детский сад, ей-богу.

– Хорошо. Вернемся к сути. Почему вдруг Самойлов решил продать Малевича? Вы не могли этим не поинтересоваться, раз знаете о том, что картина продается.

– Вы правы, я действительно спросила у дяди Савы, когда он сказал мне, что Борик решил продать Малевича. – Теперь и голос, и взгляд были тверды. Велимира говорила правду и совершенно не волновалась. – У Иринки случилась какая-то большая неприятность, и ей срочно понадобились деньги. Вот дядя Борик и решил продать картину, чтобы помочь дочери.

– Вы же сказали, что они не общались.

– Так и было много лет. Но недели две назад Иринка появилась у дяди Борика. Плакала, говорила, что ей срочно нужны деньги, и он принес Малевича дяде Саве и попросил опубликовать объявление.

– И какие, интересно, неприятности «тянут» на полмиллиарда?

– Понятия не имею. И дядя Сава тоже не знает. Борик наотрез отказался ему про это говорить. А лезть к нему в душу дядя Сава счел неэтичным. Да вы знаете, это было совершенно невозможно. Дядя Борик казался очень веселым, компанейским и добродушным человеком, который лихо травил анекдоты и всякие байки, таким совершенно легким и безалаберным, но при этом на самом деле был замкнутым и застегнутым на все пуговицы.