— Не заговаривай мне зубы, больно ты поумнел в последнее время, полоумный тупица! Раньше двух слов связать не мог, только бэ-мэ, а теперь вона как!

— Скажи, милая моя, а ты веришь в переселение душ? Второй шанс… а вдруг смерть обратима? — мне было нечего терять. Попытаюсь выкарабкаться признанием, что я — не я, и лошадь не моя. Троекуров теперь Иванов.

— Заткнись и прими смерть как мужчина, — взвизгнула Мартьянова на повышенных тонах.

Девочка профессионально подняла пистолет на вытянутой руке, направив в сторону головы дуло пистолетика. Хотя бы зажмурилась что ли, дав мне возможность отпрыгнуть к ней и чуть в сторону. Стоит немного боком, один глаз прищурен, целится, чтобы не промазать с пустякового расстояние. Кто эту заразу водил в тир и учил стрелять?!

— А как же последнее слово, последнее желание? Причаститься хотя бы. Вспомнить былое. Помнишь, Сонечка, как мы с тобой целовались пару недель назад у одного тёмного угла, после физики. Я тебе впервые полапал за… ну ты знаешь, интересное место, полупопие… правое вот этой левой ладошкой, — показал я искомое, вытянув левую руку вперёд. — Пожамкал совсем не нежно, но от души. Ты влепила мне оплеуху… нет! Дала лёгкую пощёчину, повозмущалась для виду, а через минуту шепнула в ухо: продолжай, мол, тебе сильно понравилось.

— Что ты несёшь, Троекуров? Да я не то что целоваться, с тобой на одном поле… гадить не сяду!

Ну давай засранка соображай! Не тупи. Говорить, как есть бессмысленно, не поверит. А вот наше уютное, личное любого встряхнут, заставят задуматься. Девушка смотрела на меня во все глаза и реально офигевала, но оружие не сводила.

— А помнишь, как я тебя называл? Только на ушко шептал страстно. Никто, ни один треклятый Троекуров не знал столь интимных подробностей! Сонька Золотые Ручки. Потому что ты мне постоянно в карман подкладывала свои карманные деньги с дома. А ещё Сонька Страстные Пальчики, потому что ты меня лапала везде и всюду! Хотя тебя трогать не везде позволяла, бессердечная девчонка. А какими эпитетами ты меня награждала в ответ? Напомнить или не смущать?

А я решил добить её большим количеством слов и воспоминаний связанных с Игорем, и нашего недолгого школьного, полуневинного романа. За костлявую пятую точку лапал, но к груди ты не подпускала, стесняясь её полного отсутствия. Но вспомнить нам было чего. Те же любовные, интимные словечки на ушко. Ведь, чем больше я говорю, тем дольше живу. Нечаянно замолкну, то… замолкну окончательно, навсегда. Какой выбор у меня был ещё?

В этот момент в дверь деликатно постучали, на этот раз в нормальную, которая отделяла вип-палату от коридора больницы. Отлично, спасают в последний момент. Всё-таки неплохо у меня язык подвешен, могу уговорить до смерти или наоборот, спасти, уболтав.

— Скажи им, что пусть приходят попозже. Иначе выстрелю! — негромко прошипела в мою сторону Мартьянова.

— Мне терять нечего, Сонька. Убивай медсестру или врача смело вместе со мной. Грохни всю больницу невинных людей, ты ведь сама праведность! — ответил также тихо ей и уже громче в сторону двери, тем кто снаружи: — Подождите, я одеваясь. Буквально минуточку. Как крикну сразу же заходите! И это… не уходите никуда, стойте за дверью. Это важно!

Мартьянова наморщила лобик, потом решительно подошла ко мне, болезненно ткнув в пузо дулом пистолета. Pfntv мотнула головой в сторону кровати. И что она хочет этим сказать? Мне прилечь, поспать? Да, пожалуйста. Чай не умирать! Пусть хоть насилует на перинах. К моему удивлению, девушка, не отводя от живота пистолета, направилась вслед за мной. Чудеса какие, легла рядом прижавшись ко мне рядышком. Пукалку свою мелкую, дамскую так и не выпустила из руки, угрожая продырявить мне бок.