Крейн усмехнулся.

– Ваша подача, – сказал он, бросая мяч Ашеру.

Ашер поймал мяч, но подавать не стал:

– Как там Уайт?

– Он все еще на седативах. Коктейль из халдола и атавана. Против психоза и против тревожности.

– Я слышал, вы использовали весьма оригинальный способ уговорить его. Бишоп что-то говорила про стриптиз.

Крейн слабо улыбнулся:

– Человека в таком остром состоянии можно отвлечь, если его шокировать. Я сделал то, чего он никак не ожидал. И выиграл немного времени.

– У вас есть предположения, что с ним произошло?

– Корбетт сейчас составляет полный психологический портрет – насколько позволяет состояние пациента. Но диагноз мы пока поставить не можем. И это странно. Уайт совершенно адекватно разговаривает, даже несмотря на успокоительное. Но совсем недавно он был весь какой-то взвинченный и реагировал только на внутренние стимулы.

– То есть?

– Он был неуправляем, видел галлюцинации. А теперь забыл об этом. Не помнит даже тех жутких звуков, из-за которых с ним такое случилось. Свидетели и друзья говорят, что накануне замечали кое-какие странности, ведь обычно он был сдержанным. В анамнезе Уайта никаких психических расстройств нет. Думаю, вы и сами это знаете. – Крейн помолчал. – Я считаю, его надо вывозить со станции.

Ашер покачал головой:

– Увы…

– Если не ради Уайта, то ради меня. Мне уже надоели коммандер Королис и его подчиненные. Они день и ночь в палате, караулят Уайта, чтобы он не сказал чего не следует. Например, где на исследовательской станции можно взять брикет пластита.

– Боюсь, ничего тут сделать не могу. Как только вы выпишете Уайта, мне придется запереть его в комнате. Только тогда Королис отстанет.

Крейну показалось, что Ашер говорит с какой-то горечью. Ему не приходило в голову, что и руководитель научного отдела тоже страдает от пресса секретности на «Глубоководном шторме».

Он догадался, что Ашер только что дал ему намек – вряд ли у него будет другая возможность сказать то, что нужно. «Пора», – подумал Крейн. И набрал воздуха в грудь.

– Кажется, я начал наконец понимать, – заговорил он.

Ашер, который смотрел на мячик в своей руке, поднял глаза:

– Что?

– Зачем я здесь.

– Это ясно. Вы здесь для того, чтобы решить наши медицинские проблемы.

– Нет. Я хочу сказать, почему выбрали именно меня.

Начальник отдела научных исследований смотрел на него ничего не выражающим взглядом.

– Видите ли, сначала я не знал, что и думать. Я ведь не пульмонолог, не гематолог. Если бы рабочие страдали от кессонной болезни, то зачем приглашать меня? Но оказывается, что дело тут не только в этом.

– Вы так думаете?

– Я уверен. Получается, что в атмосфере станции нет ничего необычного или странного.

Ашер продолжал смотреть на него, но ничего не говорил. Крейн, глядя ему в лицо, спросил себя, не напрасно ли он затеял этот разговор. Но теперь, начав, надо выкладывать все.

– Я поместил одного из пациентов с ишемией в гипербарическую камеру, – продолжал он. – И знаете, что обнаружил?

Ашер по-прежнему не отвечал.

– Я обнаружил, что она ничуть не помогает. Но это еще не все. По датчикам камеры, атмосферное давление в норме – как внутри, так и снаружи. – Крейн выдержал паузу. – Получается, все эти разговоры о повышенном давлении, об особом составе воздуха – просто для отвода глаз?

Ашер стал разглядывать мячик.

– Да, – сказал он, помолчав. – И очень важно, чтобы вы ни с кем этой информацией не делились.

– Конечно. Но почему?

Ашер бросил мячик об пол, поймал и задумчиво стиснул в руке.

– Нам нужно было объяснить, почему никто не может сразу покинуть станцию.