– Значит, все эти разговоры об атмосфере, о долгом процессе акклиматизации и еще более долгой реабилитации – лишь отличная дезинформация?
Ашер еще раз кинул мячик об пол и зашвырнул в угол. Больше можно было не притворяться, что они играют.
– Все эти камеры, в которых мне пришлось сидеть, – имитация?
– Нет, они настоящие. Это рабочие декомпрессионные камеры. Просто все приспособления в них сейчас отключены. – Он бросил взгляд на Крейна. – Так вы говорили, что поняли, зачем вас пригласили.
Крейн сглотнул:
– Увидев показания гипербарической камеры, я сложил наконец два и два. Для того же, чем я занимался во время «Бури в пустыне»?
– Да, а кроме того, вы знаете, что случилось с подводной лодкой «Спектр».
Крейн удивился:
– Вам и это известно?
– Нет. Информация по-прежнему засекречена. Но адмирал Спартан знает. Ваши навыки диагноста, опыт работы с… со странными медицинскими ситуациями в очень тяжелых обстоятельствах – вот ваши настоящие плюсы. И раз из соображений безопасности Спартан согласился пустить на станцию только одного человека, то вы стали самой лучшей кандидатурой.
– Вот, опять секретность! Я никак не могу понять одну вещь…
Ашер вопросительно посмотрел на него.
– К чему все эти тайны? Что такого в этой Атлантиде, что нужно принимать столь суровые меры? И кстати, почему государство решило вбухать сюда столько денег, предоставить такое дорогое оборудование? Неужели для археологических раскопок? – Крейн взмахнул рукой. – Послушайте, одно только содержание станции обходится налогоплательщикам не меньше чем в миллион долларов в день.
– На самом деле, – тихо вставил Ашер, – сумма гораздо больше.
– По моему опыту общения с бюрократами из Пентагона могу сказать: они не очень-то интересуются древними цивилизациями. А такие агентства, как Национальная служба океанографических исследований, ходят обычно с протянутой рукой, выклянчивая крохи у правительства, – вы и сами знаете все это лучше, чем я. Но здесь у вас самое современное, самое засекреченное оборудование для проведения каких-то невероятных работ. – Он помолчал. – Да, вот еще что: станция обеспечивается энергией от ядерного реактора? Я повидал немало атомоходов, чтобы догадаться. А на моем бедже стоит радиоактивная метка.
Ашер улыбнулся, но ничего не ответил. Занятно, подумал Крейн, каким неразговорчивым стал человек в последнее время.
На миг на корте повисло напряженное, неуютное молчание. У Крейна имелась про запас еще одна бомба, самая большая, и он понял, что нет смысла беречь ее.
– В общем, я подумал обо всем этом, – заговорил он. – И единственный ответ, который приходит мне в голову: там, внизу, не Атлантида. А что-то другое. – Он посмотрел на Ашера. – Я прав?
Ашер задумчиво взглянул на него. Потом кивнул – едва заметно.
– И что там? – не унимался Крейн.
– Простите, Питер. Не могу вам ответить.
– Нет? Почему?
– Потому что, если я вам скажу, боюсь, адмирал Спартан прикажет вас убить.
Услышав такое, Крейн начал было смеяться, но посмотрел на Ашера и осекся. Потому что руководитель научных работ, всегда готовый повеселиться, на этот раз даже не улыбался.
13
У самых дальних границ Шотландии – за Скаем, за Гебридами – лежит архипелаг Сент-Килда. Это самая крайняя точка Британских островов, состоящая из грубо окатанных коричневых валунов, едва заметных в пене прибоя; мрачное, суровое, раздираемое морем место.
На самой западной точке Хирты, главного острова, над солеными водами Атлантики вздымается тысячефутовый гранитный мыс. На его вершине высится длинный серый Гримуолд-Касл, старый, хаотично выстроенный монастырь, предназначенный противостоять и дурной погоде, и катапультам; его окружает звезда каменных куртин из местной породы. Обитель была возведена в тринадцатом веке одним из монашеских орденов, искавших убежища и от гонений, и от секуляризации, все шире распространяющейся по Европе. Прошло несколько десятилетий, и в поисках уединенного места для молитв и размышлений о духовном к ордену стали присоединяться, спасаясь от духа разложения англиканских обителей, другие братья: картезианцы, бенедиктинцы. Обогатившись за счет пожертвований послушников, библиотека Гримуолд-Касла стала одним из самых крупных монастырских книжных центров в Европе.