Ашер встревожился. Королис в его глазах стал символом всего того, что в этом проекте сделано неправильно, – секретности, дезинформации, пропаганды. Ашер решил, что накачанный седативными препаратами Уайт спит сейчас в палате медицинского пункта, иначе Королис сидел бы у койки пострадавшего, следя за тем, чтобы ни один человек без соответствующего допуска не узнал о происходящем ниже седьмого уровня.
– Продолжайте, доктор Ашер, – сказал Спартан.
Ашер откашлялся:
– Случай Уайта – последний и наиболее острый в недавней серии медицинских и психологических травм. За прошедшие две недели на станции отмечается пугающий рост количества несчастных случаев.
– Поэтому вы и пригласили Крейна.
– Я хотел пригласить нескольких специалистов, – ответил Ашер. – Диагноста…
– Один – и то уже большой риск, – произнес адмирал тихим ровным голосом.
Ашер тяжело вздохнул:
– Послушайте… Как только состояние Уайта нормализуется, мы должны отправить его наверх.
– Это не обсуждается.
Теперь к тревоге ученого стало примешиваться раздражение.
– Но почему?
– Вы знаете все причины не хуже меня. Это секретная станция, где проводятся особые исследования…
– Секретность! – воскликнул Ашер. – Конфиденциальность! Вы что, не понимаете? У нас серьезные медицинские проблемы. Нельзя просто игнорировать их, нельзя взять и замести их под коврик!
– Доктор Ашер, послушайте меня. – Адмирал Спартан впервые заговорил жестко. – Вы слишком волнуетесь. Здесь у нас есть прекрасно оснащенный медицинский пункт, укомплектованный опытным персоналом. Вопреки моему собственному мнению я уступил вашей просьбе привлечь дополнительные ресурсы, даже несмотря на, так сказать, пестрое прошлое Питера Крейна.
Но Ашер на эту удочку не попался.
– Кроме того, – продолжал Спартан, – я не вижу повода для паники. Удалось ли вам или доктору Крейну выяснить, в чем дело?
– Вы же знаете, что нет.
– Тогда давайте вести себя рассудительно. Многие ваши ученые не привыкли жить в таких условиях. Изолированные на станции, в тесных помещениях, в стрессовой рабочей обстановке… – Адмирал взмахнул мясистой рукой. – Раздражительность, бессонница, потеря аппетита – всего этого следовало ожидать.
– Не только ученые страдают, – возразил Ашер. – Страдают и военные. А микроинсульты? Аритмии? А Уайт?
– Речь идет лишь о малой части персонала, – заметил Королис. Это были первые слова, которые он произнес. – Здесь очень много народу, и происшествия неизбежны.
– Факты таковы, – подвел итог Спартан. – Обобщений вы сделать не можете. Сотрудники приходят с самыми разными жалобами – это часто бывает. Какую-то группу пострадавших тоже не выделить: люди работают на всех палубах и решают различные задачи. Кроме Уайта, других острых случаев не было. Простите, доктор Ашер, но это правда. Вывод: никакой чрезвычайной ситуации не наблюдается. Точка.
– Но… – начал Ашер.
И замолчал, увидев, какое выражение приняло лицо адмирала. «Ученым нет места в военных операциях, – вот что, кажется, говорило это выражение. – Ваше хныканье – только лишнее тому доказательство».
Он решил переменить тему:
– Есть еще кое-что.
Спартан вопросительно поднял брови.
– Сегодня утром ко мне заходил Пол Истон, морской геолог. Выяснилось, что мы ошиблись с датировкой.
– Какой датировкой? – спросил Спартан.
– С датой события.
Повисла пауза.
Спартан поерзал на стуле:
– Насколько?
– Очень сильно.
Королис медленно выдохнул сквозь зубы. Ашеру показалось, что шипит змея.
– Уточните, – произнес наконец адмирал.
– Основываясь на визуальном осмотре и прочих характеристиках, мы всегда предполагали, что катастрофа произошла десять тысяч лет назад или даже раньше. Истон слишком поверил в это допущение. Он не перепроверил датировку при помощи метода перемагничивания.