Особняком стояла Прибалтика. Там утраченный идеал искали не в эпохе Средневековья, а еще глубже – в языческих временах. Тогда еще не было государственности, но племена жили свободно, без иноземного влияния. Недаром одним из героев был эстонский старейшина и вождь Лембиту, возглавивший в XIII веке борьбу против нашествия тевтонских рыцарей и ордена меченосцев.

Парадокс: сегодня в Прибалтике с удовольствием демонстрируют рыцарские замки как главные достопримечательности, одновременно – времена господства Ливонского ордена до сих пор являются не самыми приятными для исторической памяти. Хотя в свое время немцы для Прибалтики сделали очень много, переведя многие процессы в цивилизованное русло…

Кроме всего прочего, обращение к идеализированному Средневековью было еще и густо замешано на спорах между странами и народами – о героях, историческом наследии и территориях. Ведь особенность региона, который историки называют Центрально-Восточной Европой (в него входит и западная часть России), в том, что в нем очень сложно провести естественные границы, потому что на протяжении тысячелетия происходило их постоянное перекраивание: государства возникали, гибли, объединялись, распадались.

– В этом отношении в России ситуация совершенно иная, потому что она не входила в состав других империй…

ФИЛЮШКИН:

– Да, но значение Средневековья в восприятии русского общества неоднократно менялось. Как и само понятие о том, что такое Средневековье.

Нижняя временная граница европейского Средневековья – 476 год, падение Западной Римской империи, а верхняя – великие географические открытия и Реформация, то есть рубеж XV–XVI веков. Как известно, в России не было Реформации, не было Ренессанса, а наши великие географические открытия – это освоение Сибири в XVII веке.

Поскольку называть весь период с IX до XVII века Средневековьем как-то странно, ученые ввели понятие «раннего Нового времени», которое начинается в XVI веке и заканчивается в начале XVIII века, когда наступает Петровская эпоха. В нашем проекте мы подразумеваем под Средневековьем эпоху от Рюрика до Смутного времени, то есть с IX до начала XVII века.

Памятник основателям русской государственности Рюрику и Вещему Олегу, установленный в Старой Ладоге в 2015 году, – характерный пример медиевализма. Фото автора

– Давайте попробуем, начиная со времен Петра Великого, разобраться, как оценивалось прошлое…

ФИЛЮШКИН:

– В эпоху Петра I все, что было прежде, объявили затхлыми и застойными временами дремучей Московской Руси. И это делалось сознательно: тем самым Петр хотел подчеркнуть прогрессивность своего правления. Мол, мы ушли от того ужаса, который был, и строим настоящую европейскую державу, сильное современное государство.

Не правда ли, похоже на то противопоставление, которое было и в 1917 году? Большевики ничего не изобрели, они просто воспроизвели парадигму отрицания прошлого, существующую в российской истории…

В XVIII веке идеалами для общества и власти выступали европейские образы, в том числе античное наследие, переосмысленное западной культурой нового времени. Русский императорский двор хотел быть похожим на Версаль французского короля Людовика или Сан-Суси, резиденцию прусского короля Фридриха.

При Екатерине II на волне успехов Российской империи и национального подъема возникает понимание, что идеалы надо искать и в собственном прошлом – недаром императрица лично пишет придворные пьесы из русской истории. Например, про древнерусского князя Олега, который, по ее версии, основал Москву и завоевал Константинополь (что хорошо рифмовалось с «греческим проектом» матушки-государыни по продвижению России в Средиземноморье).