«Милостивая государыня, Екатерина Александровна!
Позвольте человеку, глубоко вам сочувствующему, уважающему вас и умеющему ценить ваше сердце и благородство, предупредить вас, что вы стоите на краю пропасти, что любовь ваша к нему (известная всему Петербургу, кроме родных ваших) погубит вас. Вы и теперь уже много потеряли во мнении света, от того, что не умеете и даже не хотите скрывать вашей страсти к нему.
Поверьте, он не достоин вас. Для него нет ничего святого, он никого не любит. Его господствующая страсть: господствовать над всеми и не щадить никого для удовлетворения своего самолюбия.
Я знал его прежде, чем вы, он был тогда и моложе, и неопытнее, что, однако же, не помешало ему погубить девушку, во всем равную вам и по уму, и по красоте. Он увез ее от семейства и, натешившись ею, бросил.
Опомнитесь, придите в себя, уверьтесь, что и вас ожидает такая же участь. На вас вчуже жаль смотреть. О, зачем, зачем вы его так полюбили? Зачем принесли ему в жертву сердце, преданное вам и достойное вас.
Одно участие побудило меня писать к вам; авось еще не поздно! Я ничего не имею против него, кроме презрения, которое он вполне заслуживает. Он не женится на вас, поверьте мне; покажите ему это письмо, он прикинется невинным, обиженным, забросает вас страстными уверениями, потом объявит вам, что бабушка не дает ему согласия на брак; в заключение прочтет вам длинную проповедь или просто признается, что он притворялся, да еще посмеется над вами, и – это лучший исход, которого вы можете надеяться и которого от души желает вам
Вам неизвестный, но преданный вам друг NN».
После допроса, устроенного близкими, она чувствовала себя отверженной от семьи.
Разлука с Лермонтовым, которого не пускали в дом, становилась с каждым днем все более невыносимой.
Спустя время на вечере у Лонгиновых, где Сушковой было запрещено танцевать мазурку с Лермонтовым, они все же нашли друг друга, сели рядом и весь вечер проговорили. На других вечерах она старалась танцевать только с Михаилом Юрьевичем. Так Екатерина Александровна и жила от вечера к вечеру и считала жизнью только те минуты, когда видела поэта. Затем они встречались все реже. И вот на одном из балов Лермонтов прошел мимо Сушковой, сделав вид, что не заметил ее. Она попыталась понять, за что он сердится.
«Имею ли я право сердиться на вас? Я доволен всем и всеми и даже благодарен вам, за все благодарен».
В этот вечер Михаил Юрьевич больше не разговаривал с Екатериной Александровной. Но через несколько дней он ей скажет: «… Я вас больше не люблю, да, кажется, и никогда не любил».
Впоследствии одной из кузин Сушковой, которая во всех подробностях знала историю взаимоотношений Екатерины Александровны и Михаила Юрьевича, Лермонтов признается: «<…> Я ее любил искренне, хотя и недолго, она мне была жалка, и я уверен, что никто и никогда так не любил и не полюбит меня, как она».
В перипетиях любовной игры, инсценированной Лермонтовым в столичных светских гостиных зимою 1834/35 года, поэт напишет в одном из писем к A. M. Верещагиной: «Теперь я не пишу романов, я их делаю».
Однако, как справедливо отмечает Ю. Г. Оксман: «… Лермонтов не только делал романы, – вопреки своей юношеской браваде, он их писал. Страницы «Княгини Литовской» свидетельствуют о том, что уже в 1836 году история с Е. А. Сушковой дала материал для одного из важнейших сюжетных узлов романа, почти все персонажи которого представляли собою откровенные сколки с живых лиц, участников той же светской эпопеи».
«Полтора года тому назад, – читаем мы в третьей главе «Княгини Литовской», – Печорин был еще в свете довольно новый: ему надобно было, чтоб поддержать себя, приобрести то, что некоторые называют светскою известностью, то есть прослыть человеком, который может делать зло, когда ему вздумается; несколько он напрасно искал себе пьедестал, вставши на который он бы мог заставить толпу взглянуть на себя; сделаться любовником известной красавицы было бы слишком трудно для начинающего, а скомпрометировать девушку молодую и невинную он бы не решился, и потому он избрал своим орудием Лизавету Николаевну, которая была ни то, ни другое. Как быть? В нашем бедном обществе фраза: он погубил столько-то репутаций – значит почти: он выиграл столько-то сражений».