Маневры 40-тысячного корпуса проходили за Двиной, на огромном поле, в конце которого была сооружена сквозная галерея, обвитая зеленью. Со стороны поля галерею украшал балкон, с которого дамы наблюдали за происходящим.

В конце маневров в нижней части галереи накрыли обеденный стол. Заметив А. П. Керн, Сакен приветливо ей поклонился.

Анна Петровна слышала, как Александр Павлович спросил у него: «Qui saluez vous, general?» Он ответил: «C'est m-me Kern!» Вставая из-за стола, император поклонился всем и лично Анне Петровне.

Судьба подарила А. П. Керн несколько встреч с императором. Первая – в Полтаве, последняя – в Риге.

О своих чувствах к российскому императору Александру I Анна Петровна блестяще напишет в своих воспоминаниях:

«Многие восхищались в то время – кто Сухозанегом, <…> кто графом Орловым, генерал-адъютантом.

Я никого не замечала, ни на кого не смотрела: разве можно смотреть по сторонам, когда чувствуешь присутствие Божества, когда молятся?

Это были только мужчины: красивые ли, не красивые – мне было все равно. А он был выше всего! Я не была влюблена, <…> я благоговела, я поклонялась ему! <…> Этого чувства я не променяла бы ни на какие другие, потому что оно было вполне духовно и эстетично. В нем не было ни задней мысли о том, чтобы получить милость посредством благосклонного внимания царя, – ничего, ничего подобного… Вся любовь чистая, бескорыстная, довольная сама собой.

Если бы мне кто сказал: «Этот человек, перед которым ты молишься и благоговеешь, полюбил тебя, как простой смертный», я бы с ожесточением отвергла такую мысль и только бы желала смотреть на него, удивляться ему, поклоняться, как высшему, обожаемому существу!

Это счастие, с которым никакое другое не могло для меня сравниться!»

При императоре Александре I каждый год 1 января устраивался так называемый народный маскарад в Зимнем дворце. Посетители всех сословий собиралось более 30 тысяч человек. Полиции не было, народ двигался «<…> чинно, скромно, благоговейно, без толкотни и давки», дамы были в «<…> в кокошниках и русских платьях. Общее впечатление было великолепно <…>. Польский танец шествовал сперва по освещенным картинным галереям и доходил до замыкающего Эрмитаж театра. Театр был превращен в сверкавший бриллиантовый шатер из граненых стекляшек, между собою плотно связанных и освещенных сзади. Магический свет разливался по амфитеатру. Если я не ошибаюсь, эта декорация была придумана при Императрице Екатерине II <…>», – вспоминал граф В. А. Соллогуб. Для современников этот праздник имел особый политический смысл: «Царь и народ сходились в общем ликовании».

В начале XIX столетия в Москве «любили и могли жить широко и весело». В 1818 году московские вельможи-хлебосолы старались превзойти друг друга в устройстве балов и праздников. Маменьки заказывали своим дочерям платья, в которых было бы не стыдно предстать перед губернатором в Благородном собрании, где собиралось более тысячи человек. И все же самые изысканные туалеты берегли для балов в присутствии императора, где приглашенные имели больше возможностей быть им замеченным[18].

Одним из лучших балов в Москве по праву считались праздники во дворце Апраксиных на Знаменке. В 1818 году в честь присутствия в Москве царской фамилии Апраксины давали бал, на который было приглашено примерно тысяча человек.

Во время бала вдовствующая императрица обошла весь зал и поприветствовала дам и девиц «милостивыми словами». На ужин, приготовленный в утопающем в цветах Манеже, государь отправился с хозяйкой дома, С. С. Апраксин шествовал вместе с императрицей, а великие князья вели дочерей Апраксина и невесту его сына, которая была до такой степени прекрасна, что напоминала, по отзывам современников, чудесную розу.