людей, а правильное действие часто означает непричинение вреда другим. При этом понятия интереса и вреда четко связываются с понятием человеческого благополучия.

Поскольку экономисты привержены теории полезности в качестве объяснения человеческого выбора, вполне естественно, что они прибегают к критериям полезности или удовлетворенности предпочтений также в качестве фундаментальных показателей оценки человеческого благосостояния.[246] Правда, в прикладных исследованиях экономисты часто полагаются не на критерии полезности, а на более объективные критерии «реального дохода». Этот шаг, однако, обычно рассматривается просто как уступка ограниченности данных: реальный доход принимается как показатель, дающий приблизительное представление об удовлетворении предпочтений.[247]

Однако неочевидно, что удовлетворение предпочтений является адекватным критерием индивидуального благосостояния. Измерение благосостояния преследует многие цели – установление ориентира для достижения равенства, оценку прогресса с течением времени, сравнение уровней жизни в различных сообществах, взвешивание претензий отдельных индивидов на получение общественных ресурсов, и т. д. Различные концепции могут служить различным целям, но для некоторых целей, важных для моральной аргументации, предпочтения не могут составлять пригодной основы.[248]

Невозможность надежного обслуживания некоторых из этих целей с помощью критериев удовлетворения предпочтений обосновывалась, помимо сложностей измерения, и другими причинами. Прежде всего это причины, ставящие под сомнение принципиальную возможность в каких-либо условиях корректной оценки благосостояния на основе удовлетворения предпочтений, поскольку в основе предпочтений могут оказаться ошибочные представления. Благосостояние индивида не может быть повышено за счет удовлетворения предпочтения в стакане яда на основании ложного представления о нем как о стакане воды или эликсире бессмертия. Большинство философов, ассоциирующих благосостояние с удовлетворением предпочтений, в результате требуют, чтобы предпочтения были должным образом «откорректированы». Тем самым в критерий, основанный на предпочтениях, вводится объективный элемент обоснованного или верного представления.[249]

Но это не решает проблем, ибо предпочтения, которые не основаны на бесспорно ложных представлениях, могут тем не менее быть идиосинкратическими или основанными на чрезвычайно сомнительных представлениях. Даже если предпочтения человека, страдающего от голода, который просит милостыню для того, чтобы сделать пожертвование своему богу, хорошо обоснованы, из этого не следует, что удовлетворение этих предпочтений повысит его благосостояние. Если понятие личного благосостояния используется в качестве средства оценки интенсивности претензий на социальное обеспечение, то оно предполагает и достижение разумного общественного соглашения по поводу базовых компонентов благосостояния и относительной «неотложности» претензий на различные блага.[250] Таким образом, можно было бы признать моральное обязательство обеспечить человека пропитанием, но не финансировать отправление им религиозного культа.[251] Обратим внимание на то, что приверженец субъективизма мог бы утверждать, что такое сопротивление признанию идиосинкратических предпочтений имеет чисто практическое значение: если мы позволим субъективным интерпретациям человеческих потребностей управлять распределением общественных благ, мы тем самым откроем возможности для всяческого манипулирования и обмана.