– Какой диагноз поставили вашей матери?

– Сейчас, я… Там что-то японское, – нахмурилась Лина. – Знаю, я кажусь вам ужасной дочерью, но и вы меня поймите: нам было запрещено упоминать при маме болезнь.

– Вас не интересовало, от чего умирала ваша мать?

– Да что вы такое говорите?! Это было важно, я знала название! Я искала по нему информацию, убедилась, что оно реальное, редкое… Я все равно ничего не могла сделать! А, вспомнила! Болезнь Хашимото – кажется, так…

Матвей, уже направлявшийся к двери, замер в движении, недоверчиво покосился на Лину, пытаясь понять, издевается она над ним или нет. Не похоже, что издевается, снова плачет… Либо что-то перепутала, либо не понимает, что говорит.

Собственно, и другие профайлеры на месте Матвея бы не поняли, в лучшем случае полезли бы в интернет. А вот Матвей сейчас был особенно благодарен Форсову, который настоял на получении своим старшим учеником медицинского образования.

– Болезнь Хашимото? – переспросил профайлер. – Аутоиммунный тиреоидит?

– Не знаю… Кажется, что-то такое…

– Болезнь щитовидной железы? – нетерпеливо перефразировал Матвей.

– Да, это точно щитовидки болезнь!

– Тогда у нас с вами проблема.

– Что? – растерялась Лина. – Я не понимаю…

– Я тоже. Я только знаю, что тиреоидит Хашимото – заболевание контролируемое, легко корректирующееся лечением и не вызывающее тех осложнений, которые вы упомянули. Ах да, и на продолжительность жизни оно при правильном лечении никак не влияет, так что метафорический призрак смерти над вашей матерью не довлел. А теперь давайте обсудим ее последние месяцы еще раз, потому что я подозреваю: ее знакомая, настоявшая на моей консультации, была куда ближе к истине, чем мне показалось изначально.

Прибывшие на место преступления полицейские действовали по привычной схеме: первым делом они арестовали Гарика. Даже участковый настолько растерялся от подобного напора, что мямлил в стороне, повлиять на ситуацию он не пытался. Гарик, в отличие от него, никакой растерянности не испытывал, телефон Форсова давно был забит у него в список быстрого дозвона. Наставник же, выяснив, что банальное примирение семьи вмиг стало историей убийства, за полчаса освободил младшего профайлера, убедив полицию, что Гарик – явление шумное и суетливое, но в целом полезное. Так что его не только избавили от наручников, его еще и пустили обратно в залитый кровью дом.

Иногда Гарика тревожило то, что он без труда отстраняется от событий, способных шокировать нормальных людей. Однако сегодня это шло ему на пользу: пока эксперты, не видевшие ничего подобного, пытались прийти в себя, то и дело выбегая на лужайку, попрощаться с завтраком, он осматривал комнаты и коридоры.

Все указывало на то, что Виталий Чарушин жил именно так, как рассказывал его сын: не богато, не бедно, тихо и мирно. В его доме не чувствовалось роскоши, да она и не требовалась, здесь все было обустроено так, как удобно хозяину. Порядок царил идеальный – до того, как это место стало ареной кровавой расправы. Виталий внес все необходимые изменения, которые облегчают существование рядом с больным человеком: на дверях и окнах были установлены замки, в ванной обнаружились дополнительные поручни и специальная скамейка для мытья пожилой женщины. Чарушин и правда настроился на то, чтобы провести последние годы в заботе о матери… Причем заботе самостоятельной: ни Гарик, ни эксперты пока не нашли указаний на постороннее присутствие.

Полицейские сначала игнорировали Гарика, не понимая, кто он такой, и на всякий случай подозревая. Но когда профайлер устроился в коридоре и начал примеряться к удару веником по воздуху, следователь все-таки соизволил к нему подойти.