– Ведите себя хорошо! А ты, Камелия, не больно-то их балуй, спуску не давай. А то живо сядут на шею вместе с Изабеллой и ноги свесят. Ну, бывайте!

– Счастливой жизни на новом месте! – я шмыгнула носом и проводила девочку до выхода, придержав тяжёлую дверь. Высыпала на чистый прилавок горсть монет и опустилась на стул, размышляя об оформлении уличной витрины.

Сумерки медленно окутывали улицу. Один за другим вспыхивали фонари – сами по себе, будто повинуясь невидимой волшебной руке. Окна в доме мистера Харта по-прежнему темнели, будто хозяину нравилось жить при выключенном свете.

А может, он просто ушёл, пока я возилась с Лёлей?

– Я бы хотел, чтобы меня купил мальчишка, – неожиданно проговорил мухоловка, распахивая зубастую пасть. – С мальчишками всегда весело.

– А меня пусть возьмёт милая старушка, – мечтательно прошелестела одна из чайных роз, – и поставит на подоконник в окружении кружевных занавесок. Будем с ней обсуждать местные сплетни и свежие новости из газет.

"Пожалуй, стоит записать их пожелания," – подумала я, но не успела расспросить остальных – в окно, кряхтя и бормоча что-то себе под нос, влетела Изабелла с новым свёртком светло-бежевого цвета.

– Тьфу! – сорока выплюнула узелок и распласталась по столешнице, тяжело дыша. – Да чтоб я ещё раз тебя послушала!

– О чём это ты? – я нервно сглотнула, косясь на свёрток, источающий аромат жареного мяса, но не решаясь к нему прикоснуться.

Вдруг эта редкая представительница рода Лучезарных опять что-нибудь стащила? Тогда придётся вернуть хозяину и потратить заработанные монетки.

– Помогла жене трактирщика найти золотое кольцо, – пропыхтела Изабелла. – Она обронила его в саду и никак не могла отыскать. Вот мой зоркий глаз и сгодился, а в благодарность добрая женщина угостила обедом. Хотя, кажется, уже время ужина.

– Вот видишь, как замечательно помогать людям, – улыбнулась я, разворачивая свёрток, и едва удержалась, чтобы не запрыгать от радости, как Лёля.

В промасленной бумаге оказалась аппетитная половинка жареного кролика, а рядом – золотистая душистая булка.

И как только она дотащила такую тяжесть?

– Как-как, – фыркнула сорока, картинно потирая шею крылом, – взяла и дотащила. А что прикажешь, бросить посреди дороги? Кстати, булочкой не угостишь?

Я послушно раскрошила половину свежей булки, параллельно утоляя собственный голод. Когда последние крошки исчезли с тарелки, я поделилась с Изабеллой новостью о первой покупательнице.

– А-а-а, – протянула Лучезарная с хитрым прищуром, – а я-то решила, что ворчливый кактус тебе настолько надоел, что ты перетащила его в подсобку. Ну и сколько же выручила?

– Вон, полюбуйся, – кивнула я на прилавок. Сорока, взмахнув крыльями, спорхнула со стола.

– Мдэ… – она выстроила монеты в аккуратную башенку, – негусто, моя хорошая. Придётся преподать тебе урок финансовой грамотности, а то пойдёшь по стопам Глэдис. Та тоже при всех возможностях жила как скромница, хотя могла бы отхватить себе половину Рейнграда.

Я молча покачала головой. Какая разница, сколько денег, если цветы помогают людям справиться с тоской по близким?

– Лучше просвети меня насчёт местных денег.

Спустя десять минут я уже знала, что медяки здесь зовутся искрами, серебро – лунниками, а золото – солнецами.

– Тебе отдали шесть искр и лунник, – подытожила Изабелла. – Для понимания: буханка хлеба – три искры, сытный обед с первым, вторым и компотом – лунник. А на три сотни солнцев можно отгрохать себе приличный домик, а не ютиться в двух комнатушках.

– Не забывай, я здесь всего на три месяца, – мягко осадила разошедшуюся сороку. – Подниму лавку, найду достойную преемницу и прослежу, чтобы её встретили как полагается, а не помидором в лоб.