Июльская революция 1830 г. привела в течение нескольких ближайших лет к выделению социалистов из общего числа радикалов – события 1848 г. явили социализм, ставший значительной политической силой. Вплоть до последней трети XIX в. для социалистов национализм выступал либо на уровне «культурного национализма», т. е. существующих культурных различий между народами, по возможности не долженствующими иметь политического значения, обусловливающего чисто техническое разграничение, по условиям удобства коммуникации на родном языке, общих привычек и т. п., либо как привнесенное, ложное сознание – попытка отвлечь от подлинного содержания конфликтов, раздирающих современный мир, – между богатыми и бедными, капиталистами и пролетариатом, заставив тех, чей интерес принципиально един, видеть друг в друге врагов. «У пролетариата нет отечества» – так формулировал марксизм социалистический постулат и в целом для социалистического движения эту формулировку следует признать общей, если понимать под «отечеством» территориальную политическую общность.

Однако в последней трети XIX в. ситуация стала меняться – это относится в первую очередь к социалистическим движениям, появившимся в восточной части Европы. Для них, таких как, например, украинское, речь шла об аграрном социализме, что было связано с двумя обстоятельствами:

– во-первых, в восточноевропейских обществах сословное, классовое и этноконфессиональное разделение накладывались друг на друга: так, например, в Восточной Галиции городское население состояло во многом из евреев (торговцев и ремесленников) и немцев (чиновников), земельными собственниками преимущественно были поляки, тогда как крестьянство состояло в основном из русинов. Тем самым социальное движение практически автоматически укладывалось в этнические рамки – выступать за крестьян одновременно означало выступать за русинов, агитировать против ростовщиков означало выступать против евреев, так что антисемитские лозунги вполне могли прочитываться как социалистические, а социалистическая аграрная пропаганда могла одновременно быть пропагандой против польской власти;

– во-вторых, в этой ситуации национальное движение выступало как «национализм плебейских наций», т. е. лишенных полной социальной структуры – тем самым обычное для западноевропейских социалистических движений уклонение от национальной проблематики теряло свой смысл: для немецких или итальянских социалистов выступать от лица национальности значило бы утверждать, что социальные вопросы не являются первостепенными, они подчинены более значимым, общим для всех классов общества проблемам – для украинских социалистов, напротив, эти тезисы оказывались в единстве – отстаивать национальную проблематику одновременно означало выступать против существующего социального неравенства.

Тем самым к началу XX в. на европейской периферии складываются новые разновидности социализма, который в этих случаях оказывается воспринимающим национальную проблематику, – Драгоманов, один из основных деятелей украинского национализма, в последние десятилетия XIX в. сформулирует принцип социалистического отношения к национальному вопросу, который окажется в дальнейшем воспринят большевиками: «национальное по форме, социалистическое по содержанию».

Имперская история России традиционно начинается с 1550-х гг., когда великое княжество Московское, сумевшее за предшествующее столетие поставить под свой плотный контроль не только северо-восточные и северо-западные русские княжества, но и часть территорий, ранее, в период экспансии Великого княжества Литовского, признавших сюзеренитет последнего, теперь перешло к активной завоевательной политике в отношении обломков Золотой Орды, на протяжении одного десятилетия присоединив Казанское и Астраханское ханства – и с 1580-х начав экспансию в направлении Сибири. Эти события радикально изменили политический характер Московского царства (принятие царского титула и коронация Ивана IV стали символическим водоразделом – причем характер акта до сих пор вызывает споры по поводу того, в какой мере он был выражением идеи «православного царя», главы христианского царства – статус, вакантный после взятия Константинополя Мехмедом II Фатихом в 1453 г. и последующей ликвидацией последних остатков «Ломейской державы», а в какой отражал символическое преемство золотоордынским ханам-царям, т. е. претензию на господство над их былыми владениями). До этого времени великое княжество Московское было относительно компактным политическим образованием, подавляющее большинство подданных которого принадлежали к одной и той же конфессии (исповедуя восточное православие) и к одной и той же этнокультурной общности – теперь под власть Московского государя подпали многочисленные новые подданные, исповедующие другие религии, ориентированные на иные культурные образцы и т. п.