Однако если имперскую историю вполне логично вести с середины XVI столетия, то уже внутри нее происходит качественная перемена – изменение имперского типа политического объединения, приходящееся на середину XVII столетия. До этого времени тип имперского управления предполагал сохранение у завоеванных и покоренных народов лишь низового самоуправления, остающегося традиционным – в тех случаях, когда Московское царство ставило население под свой прямой контроль, т. е. переходило от отношений вассалитета к непосредственному подчинению, местные элитные группы либо непосредственно истреблялись (как в случае Казанского ханства), либо переселялись, отселялись в чуждую им среду – для инкорпорирования в правящие слои Московского царства их представителям необходима была перемена веры, т. е. они включались не в групповом, а в индивидуальном статусе.

События середины XVII в. – казацкая война, начавшаяся под предводительством Богдана Хмельницкого, глубокий политический кризис Речи Посполитой – привели к тому, что для Московского царства представилась возможность радикальной территориальной экспансии в западном направлении: в политическом плане обсуждались сценарии присоединения «Малой и Белой Руси» (соответствующие наименования тогда входят в царский титул), возможность принятия престола Речи Посполитой и т. п. – все эти перспективы открываются после Переяславской рады, когда Малороссия (в лице казацкой старшины) присягает Московскому царю – и Московское царство вступает в войну с Речью Посполитой (1652). Принципиальная новизна ситуации заключалась в том, что теперь в состав Московского царства – независимо от того, как толковать Переяславскую раду и характер данной тогда присяги, – вошла большая политическая общность в своем собственном качестве, т. е. сохранив свой особый корпоративный статус, порядок управления и т. п. Местные элиты были инкорпорированы в состав Московского царства как группа, а не индивидуальным образом – соответственно, в дальнейшем выступая в сношениях с центральным правительством от лица сообщества.

Экспансия – всегда вопрос не абсолютной мощи, а соотношения сил. Во второй половине XVII в. баланс сил принципиально меняется в Восточной Европе – Речь Посполитая, ранее бывшая ведущей региональной державой, оказывается неспособной дать эффективное решение того комплекса проблем, с которым она столкнулась к середине XVII столетия. В результате временное преобладание за счет предельной мобилизации ресурсов получает Швеция, упрочивающая свое положение в Северной Европе с конца XVI столетия, – но в долговременной перспективе восполняет недостаток власти в регионе Московское царство, с 1721 г. становящееся Российской империей.

XVIII столетие представляет время практически непрерывной и преимущественно успешной территориальной экспансии Российской империи в ситуации ослабления основных региональных конкурирующих держав – о быстром упадке Речи Посполитой, с начала столетия подпадающей под все более плотный контроль со стороны Российской империи, речь уже шла выше, Северная война 1700–1721 гг. приводит к исключению Швеции из числа великих держав, с начала века в глубоком и затяжном кризисе оказывается Османская империя. Политика Российской империи в это время отчасти выглядит даже опережающей текущее положение вещей – решение вступить в конфликт с Османской империей, находясь в противоборстве со Швецией, и попытаться мобилизовать в свою пользу балканских единоверцев, приводит в 1711 г. к Прутскому миру, на десятилетия приостановившему южную экспансию империи и лишившему ее достигнутого влияния в Дунайских княжествах. Однако отдельные поражения и утраты не должны затемнять общего направления развития событий – на фоне упадка конкурирующих держав, более (Речь Посполитая) или менее (Османская империя) глубокого, Российская империя менее чем за полтора века, с 1652 по 1795 г., становится обладательницей всей Восточно-Европейской равнины, оказывающей все возрастающее влияние как на общеевропейскую политику, со времен Семилетней войны входя в «европейский концерт», так и демонстрируя масштабные, хоть и довольно неопределенные планы в отношении европейских владений Турции. Одновременно развивается экспансия по иным направлениям – достаточно ограниченная на протяжении XVIII в. кавказская политика империи приобретает решительное ускорение после принятия в 1801 г. присяги на подданство со стороны местных грузинских властителей: в ходе военных кампаний первых трех десятилетий XIX в. против Турции и Персии империя ставит под свою власть значительную часть Закавказья, что открывает начавшийся параллельно процесс постановки под контроль северо-кавказских владений, в первую очередь прикаспийских, а затем и причерноморских.