– Всё съешь, а потом поговорим! – сказала она это строго, как воспитательница в детском саду. 

Ну, я и решила, что буду послушной девочкой, потому что у меня при взгляде на мясо едва ли слюни не капали. Нет, конечно, я ела мясо, но совсем не в таких количествах… А, судя по всему, надо было в таких. По крайней мере, женщина, выносившая, родившая и воспитавшая двух альф точно знала обо всём этом больше, чем я. 

Мясо я доела с горем пополам, потому что съев только половину тарелки, я уже чувствовала себя объевшейся, а вторую половину я в себя уже упорно засовывала. Но я молодец, я справилась! Сейчас был уже далеко не первый триместр моей беременности, так что, хотя бы тошнота канула в Лету, могу себе позволить вот так вот наесться до отвала… Конечно, мгновенного чудодейственного эффекта никто не обещал, но, поев я стала чувствовать чуточку лучше, чем полчаса назад. 

Всё это время, пока ела я, и пока ел Кирилл, все молчали. Но, как только последний кусочек исчез с моей тарелки, Мария Александровна пошла в наступление: 

– И вот почему ты не сообщила сразу? Стоило ли доводить себя до подобного состояния? – её взглядом можно было бы испепелить, но я всё ещё не горела синим пламенем только оттого бабушка моих детей не спалила бы их вместе со мной. – Нет, твоя гордость, возможно, объяснима, но, теперь ты должна заботиться не только о своих чувствах. 

Всё это я прекрасно знала и без напоминаний, вот только дело было не только в гордости. Я думала, что мои дети будут им не нужны, я считала, что если обращусь за помощью, то в любом случае её не получу, поэтому решила не тратить лишний раз силы. И сейчас я пребывала в какой-то прострации, потому что никак не ожидала такой инициативы со стороны этой семьи. Они казались мне буквально ангелами, сошедшими с небес, и это-то и настораживало. Я не привыкла, чтобы кто-то относился ко мне с такой опекой. И, хотя, в этом доме я находилась всего-ничего, мне почему-то хотелось остаться здесь навсегда. Такого желания где-либо я не испытывала никогда, даже дома в детстве. 

– Я не думала, что вы станете мне помогать, – честно призналась я. 

Повисло неловкое молчание, а затем Мария Александровна растерянно поинтересовалась: 

– А с чего ты это взяла? 

И тут-то была вся проблема. Мне не хотелось говорить о том, что мои собственные родители от нас отказались из-за своих дурацких предубеждений. Но причина-то в этом и крылась. 

Я молчала, потому как не знала, что и соврать. А ещё и вовсе не хотела врать. И вообще, я в этот момент как никогда почувствовала влияние бушующих гормонов: мне захотелось то ли расплакаться, то ли рассмеяться от счастья, что теперь я и мои дети не одни, нам помогут. Но я сумела сдержаться. 

– А можно я ничего не скажу? – почти что умоляющим тоном поинтересовалась я, вздыхая. 

К моему удивлению, Мария Александровна кивнула, улыбнулась и произнесла: 

– Ладно, как хочешь, – я вдруг заметила, что улыбается она грустно, поглядывая на мой живот, и мне стало неловко. Конечно, сейчас она вспоминает Лёшу, а я вот совсем о нём не думаю… – Тогда мужчины уберут со стола, а мы пойдём обустраивать твою новую комнату. 

Я кивнула и с опаской посмотрела на лестницу на второй этаж. Да, возможно, на втором этаже мне бы понравилось жить… Но совсем не в том состояние, когда для меня и поход в соседню комнату целое испытание, что уж говорить о подъёмах по лестнице. 

Но Мария Александровна, кажется, не упускала ни единой мелочи, она повела меня по коридору первого этажа к какой-то комнате, в которой, естественно, я и не бывала.