– Мы с ним не очень хорошо расстались, - спокойно ответила девушка.
– Какая мне выгода от этого мероприятия? – Торрес вернулся к подчёркнуто-деловому тону.
– Ну… Я могу предложить тебе часть акций нашей компании в залог, плюс мы можем договориться о разумном проценте на займ.
Маша не надеялась, что Диего одолжит ей деньги по доброте душеной. Никто не будет рисковать такой огромной суммой без каких-либо гарантий.
– Ладно. Приезжай, всё обсудим. А пока пришли документы, чтобы я мог изучить их до нашей встречи.
– Но я сейчас не в Испании. Я уехала оттуда чуть больше месяца назад.
– Какое совпадение, - хмыкнул Торрес. – Я тоже не в Испании. Я в Аргентине.
– Ох… А мы не можем договориться по телефону?
– Мария, я не обсуждаю подобные сделки по телефону. Если тебе нужно, ты приедешь. Если нет, разговор окончен.
– Подожди! А куда ехать? Аргентина большая…
– В Буэнос-Айрес. Я пришлю тебе адрес моего офиса. Пока.
Испанец повесил трубку, а Маша уставилась взглядом в пространство. Сердце девушки радостно забилось в груди. Диего ей не отказал! Не отказал! Не отфутболил её «с порога», как все прочие «друзья», к которым она обращалась до этого. Подумаешь, придётся слетать в Южную Америку для заключения сделки! Ерунда какая! Главное, что Торрес даст необходимую сумму. Воодушевлённая Мария тут же полезла в Интернет, чтобы купить билеты на самолёт.
Тремя неделями ранее
Маша сидела в больничной палате отца и держала его за руку. Несмотря на противоречивые высказывания врачей, девушка твёрдо верила, что папа чувствует её присутствие.
Марии было больно смотреть на некогда сильного и пышущего здоровьем мужчину. Сейчас его лицо практически слилось по цвету с белой простыней. Борис Залесский находился в глубокой коме после того, как неизвестные расстреляли его в автомобиле на трассе под Москвой. Только мигающие и пикающие приборы, от которых тянулись различные трубки, свидетельствовали, что пациент скорее жив, чем мёртв.
– Привет, Машуня, - тихо произнесла Ольга, войдя в палату.
– Привет! - кивнула Мария женщине.
Всего за две недели жена отца постарела на десять лет. С Борисом они были почти ровесники, но Ольга тщательно ухаживала за собой и всегда казалась моложе своих лет. Теперь же она осунулась, похудела, от чего на лице чётче обозначились морщины. Под глазами пролегли глубокие тени, взгляд потух, а в неокрашенных корнях волос блестела седина.
– Ты езжай домой, отдохни. Я останусь с Борисом.
Сменять друг друга в больнице стало привычным делом. Ни Ольга, ни Маша не хотели пользоваться услугами сиделок.
– Пап, я пошла. Вернусь завтра утром. Ты поправляйся скорее, - сдерживая слёзы, прошептала девушка, поцеловав на прощание отца в щеку.
Один короткий звонок разделил жизнь Маши на «до» и «после». Вернувшись из Испании, девушка днями и ночами оплакивала свою несбывшуюся любовь, думая, что хуже уже быть не может. Образ Алонсо, его грубые слова преследовали Марию, стоило только закрыть глаза. Ей было больно. Так больно, как никогда. Но не зря говорят, что боль можно перекрыть ещё более сильной болью.
Весть о нападении на отца стала для Маши именно таким катализатором. Разумеется, она не забыла испанца. Просто теперь у неё не осталось времени, чтобы жалеть себя. Ей приходилось спасать компанию отца, которую растаскивали по кусочкам бывшие друзья и партнёры Залесского.
Девушка ничего не понимала в управлении бизнесом. Борис никогда не посвящал дочь, равно как и жену, в свои дела. Узнав о попытке рейдерского захвата предприятия мужа, Ольга сдалась сразу, сказав, что всё бесполезно. Мария же не собиралась так просто отказываться от детища всей жизни отца.