Ни я, ни Ной, ни, тем более, Джон не произносим ни слова.

Один гул воды из-под крана да рваное, хрупкое дыхание — моё дыхание — нарушают тишину.

Грей смотрит не на руку.

Не на палец.

На нас.

— Извини... — наконец выдыхает Ной, будто только в эту секунду понял, что сделал что-то не то.

Я без понятия, кому он адресовал свои извинения — мне или Джону.

После этой непонятной ситуации мы молча довариваем ужин, каждый уткнувшись в своё, можно подумать, ничего не произошло. Правда, предварительно я всё же промываю рану и заклеиваю пострадавший палец пластырем.

И я зуб даю: если бы Джон мог подняться и проехаться по лицу Ноя, он бы непременно это сделал.

Слава Богу, этот вечер закончился без дополнительных происшествий. Хотя казалось, что вот-вот наступит апокалипсис, а взрыв Джона будет самым ярким его финалом. Мы ужинали в такой напряжённой тишине, что каждый звук, каждая порция накладываемой еды на тарелки казались предвестием чего-то страшного. Казалось, одно неверное движение или слово — и бомба по имени Джон Грей рванёт в ту же секунду.

Раньше, будучи маленькой, я обожала завтракать, обедать и ужинать с папой. На самом деле, случалось это очень редко из-за его постоянного отсутствия дома, но те мгновения, когда он приезжал вовремя, и мы садились вместе за стол, были волшебными.

Мир вокруг словно замедлялся... позволял отцу и дочери насладиться тем ограниченным временем, что нам было отведено.

Мы вместе обсуждали прошедший день, он хвалил меня за успехи на льду, за точность элементов, за чистоту исполнения, и я до одури гордилась этим. С восторгом щебетала про занятия по актёрскому мастерству и о том, как легко даётся это дело.

Но бывало, и ныла — от того, что считала себя недостаточно подготовленной, что не достигла той высоты, к которой стремилась. Однако неизменно наши разговоры с отцом всегда были непринуждёнными и по-семейному уютными. Мы смеялись, спорили, подкалывали друг друга.

В отличие от сегодняшней. Такой контраст между тем, что было в этом доме ещё лет шесть назад, и сегодня.

Порой сердце сжимается от тоски по семье. Хочется вынуть его и разорвать на части, лишь бы не чувствовать.

К сожалению, наступившая ночь не приносит долгожданного покоя. Сон не идёт ни в какую, как бы я ни старалась заснуть. Я долго ворочаюсь, прижавшись к подушке, рассматриваю очертания мебели, поглощённая мыслями. Пытаюсь избавиться от накатывающей волны тревоги, заменяя её позитивными образами. Нарочно представляю нашу будущую свободную жизнь с Алексом.

Выдумываю, как мы будем коротать вечера. Сделает ли он мне предложение? Если да, то как это случится? Алекс — единственный мужчина, кого я рассматриваю как человека, с кем хотела бы провести всю жизнь. И думаю, свадьба — это неизбежное событие, поэтому нужно заранее быть готовой к тому, что придётся надеть белое платье и, возможно, фату.

В какой-то момент я, наверное, всё-таки заснула, потому что не успела до конца расписать в мыслях детализированные будни после возвращения домой.

Странное предчувствие того, что должно случиться нечто ужасное, находит своё подтверждение, едва я успеваю открыть глаза. Сжав в кулаке одеяло, я стараюсь выровнять дыхание и успокоить бешено колотящееся сердце. Однако шум, доносящийся с первого этажа, заставляет меня быстро сесть, впившись взглядом в дверь.

Подскочив с кровати, я мгновенно бросаюсь вниз, в панике едва не подвернув ногу на лестнице. В голове всё перемешалось: вчерашний вечер, беспокойная ночь, глупые воспоминания и фантазии о будущем.