Непривычно и сложно капаться в чужих волосах, особенно в таких длинных. Пока мои пальцы перебирают прядки, вплетая из одна в другую, Света педантично ощупывает своей маленькой ладошкой ту часть, которая уже заплетена в косу. Убеждаю сама себя, что получается довольно неплохо, да и девочка молчит, видимо, ожидая окончания процесса. Конечно, без расчески результат получается не самым лучшим, но уж точно не проигрывает тому творению, с которым она ходила с самого утра.

— Готово, —  нервно выдыхаю, когда затягиваю на её кончиках волос резинку.

Света вновь ощупывает косу, теперь перекидывая её себе через плечо и осматривает.

— Конечно, не как у мамы, — начинает говорить она, отчего я хмурюсь. — Но мне нравится! Точно лучше, чем получается у меня! Научишь, чтобы я могла сама себя заплетать? —  девочка тянет губы в широкой обезоруживающей улыбке, под напором которой тут же испытываю облегчение.

— Научу, —  пожимаю плечами, растягивая губы в ответ.

   Как раз к этому моменту из воды выходят все, включая, конечно же, Холодова. Наши взгляды встречаются и в его глазах вижу явное одобрение, когда он смотрит на довольную Свету. Потом он будто резко что-то вспоминает и отводит свой взгляд.

Черт возьми, неужели он всё-таки меня помнит? Отчего тогда молчит? Или причина только в том, что произошло вчера вечером и мои прошлые заслуги совершенно ни при чем?

Мысли кружат в голове, не давая никого покоя и их не удается никак заблокировать. Отчего меня вообще все это волнует? Разве мне не все равно, как он ко мне относиться и что думает? Это ведь Холодов – мыслей о нем в априори не должно быть в моей голове. И уж тем более, я не должна испытывать приступов грусти из-за того, что теперь он смотрит на меня совершенно безразлично. А я, как бы не пыталась врать самой себе, почему-то испытываю это разочарование всё четче. И ещё вдобавок жгучее желание сделать  что-то, чтобы вызвать в нем какие-либо эмоции в мою сторону. Потому что этим безразличием можно захлебнуться. Никто не хочет быть никем, пустым местом для другого человека.

«Он будто усердно преследует меня и теперь, даже когда его сто процентов нет рядом, я всё равно продолжаю ощущать его взгляд кожей. Уже пару недель отказываюсь от походов к озеру, потому что больше не считаю это место своим. Как иначе, если мы сталкивались там ещё три раза подряд? Я бы и правда посчитала, что он преследует меня. Но дважды, когда я добиралась до своего уголка, который теперь точно нельзя назвать тайным, он уже был там, любовался видами и что-то вырисовывал на альбомном листе. Неужели, художник? В наше время вообще кто-то может находить время на творчество? Искусство – это прекрасно. Разве можно касаться прекрасного, когда вокруг такой мрак и разруха?

Делаю вид, что ничего странного не происходит и просто игнорирую каждое наше столкновение, лишь иногда бросая злостные взгляды, которые он ловит. Ловит и отвечает на них легкой улыбкой. Кажется, это превращается в какую-то странную игру, определенно опасную, потому что в ней нет правил.

День изо дня утопаю с головой всё глубже и глубже, от того, что уже сама выискиваю брюнета в лицах знакомых и незнакомых людей. Почему-то мне до безумия хочется чаще видеть его обезоруживающую улыбку, которой он отвечает на мою злобу. Есть в ней что-то прекрасное и притягательное – начинаю отдавать себе в этом отчет. Она словно вселяет в меня очередную надежду – все вокруг не настолько плохо, раз люди способны на такие искренние улыбки.

Конечно, подходить к нему боюсь и даже думать об этом не решаюсь. Одно дело невинные и ничего не значащие взгляды, совсем другое – завести разговор с врагом. Пускай, отчего-то, я не считала его таким.