Дима открывает по итогу виски и наливает всем.

– Можно лед? – спрашивает Оля, поднося бокал к носу.

– Можно, если осторожно, – Дима поднимается, достает из холодильника лед и ставит на стол тарелку с кругляшками.

– Где жить планируете? – сестра вроде сидит в расслабленной позе, но при этом с таким прищуром смотрит на нас, словно собака-ищейка. Точно что-то подозревает.

– Где? – теряюсь я.

Вообще-то именно об этом мы и не поговорили, хотя стоило бы. Как минимум, потому что у нас общие родственники. А еще они жутко любопытные и везде суют свой нос. Про проживание я думала поднять вопрос еще в баре тогда, но как-то заговорилась и забыла.

Теперь же… придется видимо наощупь выбирать жилплощадь.

Мы с Димой переглядываемся, и он бодро отвечает, в очередной раз, спасая ситуацию.

– Здесь, разве не очевидно?

Донской так умело врет, что ему можно дать фору по обману. Мне бы поучиться. Не представляю, чтобы делала без него.

– Вообще-то не очень. Ощущение, что Надя тут первый или максимум второй раз, – ва-банк. Я аж едва бокал не роняю, настолько поражена ее проницательностью. Интересно, как она догадалась?

Может, мне надо было в халате и тапках их встречать? Или с бигудями на голове, как во время маминой молодости? Или все дело в том, что я не проводила Николая до умывальника? Господи! Дыши, Надя! Дыши… Выкрутимся.

14. 12.2

– Олечка, ты чего такая серьезная? – лепечет ее жених. И следом руку на плечо кладет, притягивает к себе, в макушку целует.

– Я? Да что ты, милый, совсем не серьезная. Просто переживаю. Все же не чужие мы с Надей. Вдруг человек ей плохой попался. Если мама узнает, что я прошла мимо сестры, которая так нуждалась во мне, точно убьет.

– Нет, – больно театрально вздыхает Николай, пока я под столом сжимаю руку в кулак. – Не нужно нам смертей. Как же я без тебя, зайчонок? Мне тогда тоже придется умереть.

Мы с Димой переглядываемся. В первую нашу встречу они не были такими ванильными. Сейчас же аж до скрежета зубов.

– Тогда можем организовать групповое местечко на Вагановском, – говорит Донской и подносит к губам бокал с виски. Осушает его за раз, затем ставит на стол. При том так спокойно, сдержанно. Мне бы его уверенность. – А вы, ребят, где жить-то будете сами?

– У меня, – отвечает резво Оля. Берет бокал, крутит его в пальцах, тайком на этикетку бутылки поглядывает.

– Отличный вариант, давайте за него выпьем? – предлагает Дима и тянется чокнуться. Мужчины за раз осушают содержимое, Оля тоже. Я же наоборот делаю глоток и отставляю. Хочется быть в трезвом уме. Мало ли.

– Кстати, а чего не у Колюни? – продолжает разговор Донской. – Хата его не устроила?

– Нет, просто… – мнется сестра.

– У меня квартира маловата, ты же знаешь, Дим.

– У Оли клаустрофобия, – вспоминаю про случай в лифте, как она едва в обморок не упала, когда мы застряли. Уж не знаю, наигранно это было или нет, но Оля тогда знатно побледнела. – Ей нужно пошире, подлиннее и побольше, – ну это я зря, может, с другой стороны, на войне все способы хороши. Будем бить словами. Тем более есть за что.

– А мы сейчас точно про квартиру? – недоумевает Коля, и не спрашивая, наливает себе еще.

– Не бери в голову, дорогой. У сестры вечный недотрах. Ой, простите, – пищит она. – При будущем муже такое не говорят, полагаю.

– Нормальный у неё трах, – грубовато отвечает Дима, а у меня щеки в момент краской заливаются. – И сверху, и снизу, и поперек. Уж о размерчиках “хаты”, – он делает пальцами кавычки, – Надюша моя не переживает.

– Да и я не переживаю, – вспыхивает вдруг Оля, лицо ее идет пунцовыми пятнами. – Просто там соседи – бесящие. То у них ремонт, то потоп, то дети в мяч играют. И все почему-то к ночи ближе. Я даже полицию уже вызывала. Толку нет!