В ответ он разглядывает меня. От его улыбки холодок спускается по спине.

— Боюсь, вы не так поняли нас...

— Хорошее начало, — прерывает он меня. — Вне постели будешь называть меня на вы.

Я пробую ещё раз, пропустив мимо ушей, с какой наглостью меня прервали:

— Вы не так поняли нас. Произошла ошибка. То письмо должен был написать другой человек, но сестра взяла на себя этот труд и, судя по её рассказу, изложила дело не вполне верно. Я имею в виду, что не отказываюсь от её слов, но необходимо прояснить, что предлагаю формальный брак, союз лишь по названию...

Кажется, он вообще не слушает меня. Прерывает на полуслове, а в его голосе звучит бескрайнее море самоуверенности:

— Не стоит так волноваться, Лайла. Тебе понравится со мной в постели. И твоя болезнь нам не помешает. У тебя красивое лицо.

Он со всеми женщинами так себя ведёт? Вот ведь варвар!

От злости я начинаю заикаться:

— Общей постели не буд-дет! Ник-когда!

— Так сильно боишься? — говорит он задумчиво и улыбается: — Ничего, сейчас мы это исправим.

Комок, как назло, застревает в горле, от волнения я давлюсь воздухом, а он не ждёт, пока я успокоюсь. Идёт ко мне, и приближение всей этой горы мышц и скрытой в них силы бесконечно пугает.

Всё происходит слишком быстро.

Его большие ладони зарываются в мои волосы, заставляя запрокинуть голову. Ко мне приближается его лицо. И за доли мгновения я успеваю оценить всю полноту его совершенства и несомненное свидетельство того, что он всё же человек, а не сошедший на землю бог: светлый тонкий шрам начинается от угла глаза, пересекает бровь и лоб и исчезает в волосах, добавляя выражению его лица суровости. Синие глаза ловят мой взгляд, затягивая в свою глубину — в бездну, из которой нет спасения потому, что не хочется спасаться.

Мужчина слишком близко, нарушает все границы дозволенного и недозволенного. Силы моих рук не хватит, чтобы противостоять ему. Но я не беззащитна.

Определённо, мне нравится смотреть в лицо, с которого исчезло выражение превосходства и самодовольства. Раскрытый в удивлении рот особенно радует своим видом. Да и весь Хорн, согнутый в не самой удобной позе и дышащий через раз — истинная услада для моих глаз.

С наслаждением я проживаю каждое мгновение чудесного преображения наглеца в человека разумного. Четыре точки обжигающего тепла на подбородке и одна в уголке губ остаются только в памяти тела, как и давление большой ладони на затылок. Всё это в прошлом, ведь сейчас Хорн медленно разводит руки в стороны, без слов обещая вести себя прилично.

Увы, лучшие мгновения жизни имеют свойство заканчиваться слишком скоро. Это Кэсси, мой спаситель, беспредельно долго может стоять вот так, наклонившись вперёд, и в своих ладонях из стали и обожжённой глины сжимать голову варвара, будто готовую лопнуть тыкву. Но мне нужно дышать, что с весом голема, почти лежащего на моей спине, проблематично. И как бы я ни злилась на Хорна, но не хочу ломать ни его жизнь, ни здоровье, ни даже честь.

— Сейчас я отпущу вас, — говорю ему негромко. — Но прежде вы дадите слово, что, обретя свободу, отступите на три шага назад и сядете в кресло, а затем потрудитесь внимательно выслушать всё, что я захочу вам сказать.

Хорн не двигается, не дышит и не моргает. Его лицо кажется застывшей восковой маской, и только пот, выступивший над верхней губой и на лбу, добавляет чертам живости. Даже глаза кажутся кусочками расплавленного синего стекла.

Я теряю терпение.

— Или мне позвать стражу? Нападение на беззащитную женщину-калеку — позор для вас будет болезненней заслуженных плетей.